Утром, поеживаясь от свежего воздуха, караванщики навьючили верблюдов, оседлали коней, позавтракали. Знакомой ему тропой проводник вывел караван на гору и снова запел свою нескончаемую, как сама пустыня, песню.
По плато, местами слегка волнистому, попадались небольшие солончаки с белесыми сухими донышками, иногда во впадинах застаивалась вода и рос рядышком неплотный упрямый камыш или низкорослый, по пояс человеку, саксаул. В этих местах видели несколько коршунов, подивились – кого здесь в пустой и чахлой степи, а вернее, полупустыне можно поймать? Но равняться ли человеческому глазу с глазом птицы, парящей под облаками? Если кружится, значит, уверен, что хоть малая, а добыча будет.
Шли весь день, а к вечеру чуть слева от маршрута каравана дозорные казаки подали сигнал – увидели какое-то строение. Караван-баши тут же повернул своего коня, заторопился. Ускорили шаг и понятливые верблюды, внезапно взбодрились кони. Люди тоже приободрились, послышались шутки, кому в каком месте достанется угол потеплее.
Крепость, построенная на берегу обрывистого воронкообразного озера, поразила караванщиков своим заброшенным, нежилым видом. Стены ее сложены из серо-белого маленького кирпича. Имела она форму четырехугольника с длиной каждой стены не более ста саженей. Войти в нее можно было только через одни ворота, обращенные к западу, в сторону глубокого озера. И никаких признаков жизни вокруг этого странного укрепления.
«Будто нарочно для разбойников становище сделано, стеречь здесь проходящих купцов», – с беспокойством подумал Данила, наблюдая, как казаки осторожно подходят к крепости и осматривают ее большое нутро.
Подъехали удрученные Гуляев и Чучалов. Петр, с неприязнью всматриваясь в сторону южного горизонта, каким-то отрешенным голосом сообщил:
– Проводник говорит, что далее четыре дня воды не будет до какого-то одинокого колодца в песках. Только там, дескать, и можно будет запастись водой для еще дневного перехода к озеру.
Рукавкин молча выслушал и дал знак. Караван втянулся в крепость, совершенно пустую, без каких-либо строений внутри, огороженную высокой стеной.
Развьючивались быстро. Родион один, без видимого усилия, снимал с верблюда тюки, с другого верблюда стаскивал поклажу такой же молчун длинноусый Пахом, лишь жестом спрашивал, куда что положить. Родион разгружался рядом с Рукавкиным, в правом от входа углу, где Герасим размещал тюки так, чтобы на них удобно было спать: не на истоптанном же чужими ногами песке ложиться российским караванщикам!
Развьючили, повели верблюдов к озеру. Трое братьев Опоркиных во главе с длинноногим Маркелом с риском сломать шею спустились почти по вертикальной стене озера – впадины вышиной саженей в шесть – и, стоя на мокром песке, черпали воду брезентовыми ведрами, а Погорский, Герасим и Пахом сверху веревками их вытаскивали, поили животных. Чуть в стороне таким же способом доставали воду и казанские купцы. Лошадей отвели к колодцу, который людьми бывшего здесь последнего каравана перед уходом надежно был укрыт жердями и верблюжьими шкурами.