Тик сверкнула глазами, быстро отвернулась и наклонилась к машине, чтобы вынуть пластиковый поднос с запотевшими бокалами:
— Ладно.
Подойдя к сушилке для посуды, Майлз выбирал наугад бокалы и рассматривал их на свет. Все было не так скверно, как он боялся, но на большинстве бокалов снаружи виднелись малюсенькие затвердевшие плевки моющего средства, и Майлз отколупнул их ногтем.
Затем снял рубашку, повесил ее на крючок и взял лежавший на машине нож для колки льда; нож всегда держали под рукой для приведения в чувство капризной старушки «Хобарт». Когда ее распылители засорялись — что случалось регулярно, — бокалы не отмывались до блеска, а нож для колки льда годился для прочистки не хуже любого другого инструмента.
— Я думал, весной ты дала Заку Минти отставку, — сказал Майлз, сунув голову в машину, и голос его прозвучал гулко. Тик не отвечала, он повернулся к ней и увидел, что она пожимает плечами. — Что это значит?
— Что?
— Пожимание плечами. — Ответ ему был известен, конечно же. Это означало «не твое дело».
— Ничего, — сказала Тик. Вторичное подтверждение, если ему было мало.
Майлз опять сунул голову в «Хобарт». Несколько распылителей действительно засорились, Майлз поковырялся в них минут пять, на большее не хватало времени, а в таком виде они продержатся до утра и более тщательной очистки. Когда он снова загрузил машину, из глаз его дочери текли слезы, она опустила голову и ссутулилась словно под тяжестью некоего невидимого груза.
— Ой, солнышко, — Майлз привлек ее к себе настолько близко, насколько она позволяла, — все нормально.
— Я знаю, ты на дух его не выносишь, — всхлипнула она у него на груди.
— Неправда, — ответил Майлз, — он еще мальчишка. Но что реально невыносимо, так это мысль о том, что ты боишься рассказывать мне о своих делах.
— Не о чем рассказывать. — Она отпрянула, хмурясь и не глядя ему в глаза. — Мы просто встречаемся. Всей тусовкой, не только я и Зак.
— Как я понял, там за столиком была Кэндис?
— В майке с единорогом?
Майлз кивнул:
— Сдается, она тоже запала на Зака.
— Что значит тоже? Я на него не западаю.
— Хорошо. — Ее объяснения не рассеяли тревоги Майлза, но продолжать расспросы он поостерегся. — Сама разберешься. Ты уже не ребенок.
Хотя на самом деле ребенок. Ладно, допустим, чуть больше чем ребенок. Девочка с интеллектом взрослого человека и, возможно даже, с некоторым взрослым опытом, она умнее, надежнее и ответственнее многих своих сверстников, но все же еще ребенок. Достаточно взглянуть на нее, чтобы это понять. И не просто ребенок — его ребенок. Куда больше его, чем ее матери Жанин, что бы там ни говорили в суде. Ребенок, которому пока рано оставаться без отцовской нежности и защиты.