— Вон, — повторила Жанин, не желая настаивать на своем, но чувствуя, что иначе нельзя. — Если ты обращаешься со мной как с последним дерьмом, топай ножками.
Она надеялась, что дочь не поступит так, как ей было сказано, — надежда вполне обоснованная, поскольку Тик сроду ее не слушалась. Но, конечно, на этот раз она послушалась. Тик открыла дверцу и вышла, не оставив матери лазеек, как всегда. Жанин отвернулась, словно ей глубоко плевать, услыхала, как хлопнула дверца, быстро глянула через левое плечо, не едет ли кто сзади, схватилась за руль и нажала на газ. И в тот же миг раздался вопль ее дочери:
— Стой!
Первой мыслью Жанин было: блеф сработал и Тик решила извиниться. Но крик ее был, пожалуй, резковат для попытки примирения, и когда Жанин посмотрела через правое плечо, то мигом сообразила, что произошло. Закрывая переднюю дверцу, Тик одновременно открыла заднюю, чтобы вынуть рюкзак, перекинула лямку через локоть, и в этот момент Жанин рванула с места. Рюкзак почему-то застрял между сиденьем и полом, и Тик сбило с ног. Через открытую дверцу Жанин был виден только затылок дочери, но когда она обошла джип, то поняла, что серьезно Тик не пострадала. Благодаря высоте автомобиля Тик не рухнула на асфальт, но зависла над ним в нескольких дюймах. Жанин вспомнился персонаж из мультика, у которого не раскрылся парашют. Однако ничего комичного лицо дочери не выражало. Лицо Тик сперва перекосило, а затем оно сложилось в маску боли, страха и закипающей ярости.
— Отойди от меня! — завопила Тик, когда Жанин наклонилась, чтобы снять с нее рюкзак. — Не прикасайся ко мне!
— Прекрати, Тик! — рявкнула Жанин, внезапно испугавшись. — С тобой все в порядке. Я пытаюсь помочь.
Каким-то образом дочь освободилась от рюкзака, встала на ноги и зашагала прочь, потирая плечо и плача на ходу.
— Тик! — окликнула Жанин, стараясь, чтобы голос звучал строго, но тот предательски дрогнул. — Вернись. Прошу тебя, деточка.
Нет ответа. Тик продолжала идти. Людей на улице было с полдюжины, не больше, но Жанин не сомневалась: все они видели, что случилось, и теперь смакуют разыгравшуюся перед ними сцену.
— Тик!
И тут ее дочь порывисто обернулась.
— Оставь… меня… в покое! — прокричала она так громко, что ее было слышно по всей длине Имперской авеню.
Двигатель, конечно, оставался включенным, рюкзак дочери так и торчал между сиденьями, и когда Жанин попыталась закрыть дверцу, та не поддалась, Жанин слегка пнула рюкзак, но дверца не закрывалась, и тогда, рыдая навзрыд, припоминая все обрушившиеся на нее невзгоды, она принялась со всей силы молотить ногой по дверце «гранд чероки», и лишь одно грело ей душу — наблюдать, как увеличивается вмятина.