— Наверное, странно было оказаться там без Жанин.
— Ее приглашали. — Майлз с удивлением услыхал нотку обиды в своем голосе.
— Да, ты говорил.
— Мне и без нее было чем заняться. Перед их домом частный пляж, и женщины там через одну купаются голышом. Подозреваю, без нас Питер и Дон поступают так же. Линию загара у Дон я так и не обнаружил.
— А у Питера? — поинтересовался отец Марк. — У него была линия загара?
— Мне и в голову не пришло посмотреть, — рассмеялся Майлз.
— Ты истинный манихеец, Майлз, — улыбнулся в ответ отец Марк. — С утра несешься на мессу, а днем отыскиваешь линию загара у жены твоего друга. Ладно, чем они сейчас занимаются?
— Пишут сценарии для комедийных сериалов. Через неделю запрут дом и вернутся в Лос-Анджелес. Видел бы ты этот дом, где они живут всего два месяца в году, а в промежутке он стоит пустой.
Отец Марк молча кивнул. Зная о политических взглядах священника, Майлз не ждал, что он вознесет хвалу личному обогащению и уж тем более экстравагантностям консьюмеризма.
— Питер, между прочим, сказал одну любопытную вещь, — продолжил Майлз вопреки ранее принятому решению никому об этом не рассказывать. — Он сказал, что их с Дон поражало, что мы с Жанин так долго держимся друг за друга, учитывая, насколько нам обоим было плохо. Они много лет восхищались нашими упорными попытками наладить семейную жизнь.
— Не забывай, — усмехнулся отец Марк, — в Лос-Анджелесе бытует мнение, что супружеские проблемы плохо поддаются урегулированию, а значит, не стоит тратить на это время.
Майлз пожал плечами:
— Может, они правы… Но меня больше удивило то, какими нас видели со стороны.
— Неподходящими друг другу, хочешь сказать?
— Не только, — после паузы ответил Майлз. — Прежде всего, несчастными. Но я не был таким уж несчастным… или не понимал этого. И очень странно, когда твои друзья приходят к таким выводам. То есть если я был настолько несчастным, то наверное, и чувствовал бы себя соответственно?
— Наверное, — сказал отец Марк. — Но необязательно.
— Жанин понимала, — вздохнул Майлз. — Надо отдать ей должное. Во всяком случае, она понимала, каково ей.
В этот момент в коридоре послышалось шарканье тапок без задников. Отец Марк закрыл глаза, словно у него начиналась мигрень. Секунду спустя отец Том с растрепанными волосами, свернутым набок священническим воротничком вошел в кухню и свирепо уставился на Майлза.
— Садись с нами, Том, — предложил отец Марк, несомненно в надежде избежать свары. — Я сделаю тебе горячего какао, если пообещаешь хорошо себя вести.
Отец Том обожал какао, особенно когда не надо было самому его готовить, но жажда иного сорта — поскандалить от души — пересилила.