— Хорошо, — ответил Майлз. — Рад за тебя.
Если Жанин и уловила сарказм, она не отреагировала. Ее злость вдруг выветрилась, и, когда появилась Тик с рюкзаком, Жанин сказала:
— Будь добра, подожди меня в машине. Я хочу переговорить с твоим отцом, это ненадолго.
Тик наклонилась и поцеловала Майлза в щеку:
— До завтра, папочка. У тебя будет время проверить мое эссе?
— Для тебя время всегда найдется, — ответил Майлз. — Хотя это было не очень красиво — дурачить меня за ужином, притворяясь, будто ты ешь.
— Знаю, — легко раскаялась Тик. — Но тебя так просто обмануть.
Когда она вышла за дверь и не могла их слышать, Майлз развернулся к Жанин:
— Ты с ней чересчур строга в последнее время.
Стоило ему это произнести, как он понял, что совершил ошибку. По Майлзу, одно из величайших таинств брака заключалось в том, что, высказав нечто вроде бы вполне разумное, ты внезапно понимаешь, что сказал не то. Он столько лет говорил Жанин не то, что сделался крайне осторожным, тестируя в уме заготовленные фразы, прежде чем произнести их вслух, и все равно часто промахивался. Конечно, всегда можно предположить, что в их браке правильного способа высказаться в принципе не существовало, и выбирать приходилось не между «тем» и «не тем», но между «не тем», «совсем не тем» и «несусветной чушью». Промахи разной степени тяжести были просто запрограммированы либо возникали в силу того обстоятельства, что говорил эти неправильности Майлз.
— Ну кто-то же должен! — мигом разъярилась Жанин, и соски под купальником из твердых сделались острыми. — Ведь с отцом и дядей ей все сходит с рук. — Майлз приготовился возразить, но его жена — ему следовало бы это предвидеть — еще не закончила: — И Уолт не лучше. Чем хуже она с ним обращается, тем больше он к ней подлизывается.
— Жанин, она еще ребенок. — И добавил про себя: «Наш».
Его будущая бывшая схватила чистую ложку, приставила к своему виску и покрутила.
— Ты ошибаешься, Майлз. Во-первых, она уже не ребенок. Если мне не веришь, просто посмотри на нее. Теми же глазами, какими смотришь на других людей. Во-вторых, и что с того? Я никогда не была ребенком, и ты тоже. Стоило мне научиться ходить, как я уже меняла себе подгузники. А Тик жила как в сказке, и ты это знаешь.
— Но разве мы не этого хотели? Я думал, мы оба стремились создать ей такую жизнь.
— Всему есть предел, Майлз.
Он представил, что сейчас видит Тик, наблюдая за ними из машины: сдвинув головы, чтобы их не подслушали, они опять орут друг на друга. Нет, последний год в жизни их дочери выдался каким угодно, но только не сказочным. А возможно, и другие годы тоже были не такими уж расчудесными.