Босиком я вышла в ночь, по-прежнему теплую, и уселась на ступеньках крыльца. Я откинулась назад, опираясь на руки, и посмотрела в небо. Единственным источником света оставались окна дома. Нигде не было видно ни фонарей, ни рекламы, поэтому звезды были видны отчетливо. Их сияло огромное множество, они заполняли весь небосвод, увенчанный почти полной луной, свет от которой был столь ярким, что не составляло труда найти дорожку к главному дому.
Не знаю, как долго я просидела там, глядя в небо, но, должно быть, прошло немало времени, потому что у меня заболела шея. Я встала, потянулась и вдруг заметила, что по дороге, ведущей к гостевому дому, приближаются два огонька. Когда машина подъехала ближе, я увидела, что это белый джип с открытым верхом, а ведет его Люсьен. Джип проехал мимо гостевого дома, потом с визгом затормозил и задним ходом подъехал прямо ко мне.
– Привет, – улыбнулся Люсьен, и на его лице отразилось удивление. – Не хочешь прокатиться?
Я посмотрела на него. Мотор работал вхолостую. Моим первым побуждением было отказаться, ведь назавтра нам предстоял ранний подъем. Но жажда приключений оказалась сильнее.
– Хочу, – сказала я, открыла пассажирскую дверь и забралась внутрь. – Поехали.
И я сказал: «О синяя луна, продолжай светить над Кентукки».
Элвис Пресли
Мы катили по дороге в тишине. Джип трясло явно сильнее, чем нашу машину, и мне пришлось крепко ухватиться за раму над головой. Было что-то волшебное в том, чтобы ехать в открытой машине и видеть все эти звезды над головой.
– Не смог уснуть? – спросила я через некоторое время.
– Нет, – ответил он и тоже положил свободную руку на раму. Похоже, он привык водить одной рукой, не теряя контроля над машиной. Это было неудивительно. За ужином Люсьен рассказывал, что начал сам ездить по поместью, когда ему было десять. – Я не знаю. Просто это так странно – находиться одному в пустом доме.
– Понимаю, – машинально сказала я.
Он с удивлением взглянул на меня. Мне захотелось взять свои слова назад, придумать им какое-то объяснение или сделать вид, что ничего не говорила. Но слово – не воробей… Я глубоко вздохнула.
– Я жила одна дома весь май. Так что знаю, каково это.
– Целый месяц? – переспросил Люсьен, и я кивнула. – А где же была твоя семья?
Этого вопроса стоило ожидать. Но он все равно потряс меня, как будто последние три месяца я сама над ним раздумывала.
– Видишь ли, – сказала я, глядя в окно, а не на него, – мой брат…
Я еще никому не говорила, что Чарли в реабилитационном центре, предпочитая мамину версию. Мама даже мне этого никогда вслух не говорила, называя это место «тем заведением».