Такого улова за один выход не было ни разу за всё существование деревни. На ближний блокпост военных отправили Степана Рашку с предложением о торговле. Спустя пару часов он примелся с радостной новостью, что вояки заберут все три артефакта в обмен на оружие, патроны, консервы, антирад и аптечки. Еще один артефакт было принято решение отправить на Черный рынок на Свалке, к старому торговцу, ранее обитавшему в деревне сталкеров, к Сидоровичу. И продать ему по хорошей цене. Благо, старый торговец был рад помогать Волку и изредка захаживал в деревню помянуть былые времена за рюмкой чая. По итогу национального праздника был выпит ящик водки и съеден недельный запас провизии. Жирную точку в празднике поставили четверо оболтусов, которые упившись до чертиков, затеяли спор. Дабы выяснить, кто из них прав, втихаря от остальной братии пошли охотиться на «плоть», стадо которой было замечено поблизости. Поскольку Волк под угрозой изгнания из деревенского братства запретил бессмысленный расстрел боеприпасов, а все жители деревни слово Волка исполняли беспрекословно, то искатели острых приключений пошли на «плоть» с ножами.
«Плотью» местное население называло генетически мутировавших свиней, оставленных бежавшими от радиации селянами. Поговаривали, что неподалёку от Лиманска даже была брошена целая свиноводческая ферма с большим количеством свиней. Просто открыли загоны и уехали. А зверье расползлось, прожигаемое радиацией, облучаемое аномалиями и гибнущее в смертельных дозах неизвестного облучения Выбросов. Это были ужасные, неприятные и внешне изуродованные твари. Раза в два больше чем обычная свинья, килограмм по четыреста. Они сильно расплодились по всей опасной территории и не прочь были накинуться всем стадом на зазевавшегося человека. Человек с автоматом легко их мог разогнать очередью. Достаточно было легко ранить треть стада, и оно в панике бежало прочь. Зверь был сильно чувствителен к боли. А вот с двустволкой на стадо лучше было не выходить. Это была практически стопроцентная смерть. Плоть на удивление спокойно отнеслась к ползшему к ней пьяному телу. Этому телу удалось каким-то неимоверным усилием наброситься на нее и практически сесть сверху. Мутировавший зверь, недолго думая, извернулся и успев схватить наглеца за левый берц бросился наутек. Так и не выпустив ногу бывшего наездника. Трое таких же пьяных свидетелей бросились спасать своего товарища. Тем самым еще более напугав мутировавшего зверя, который увидев за собой погоню, припустил с удвоенной скоростью. Вслед за пьяной троицей перешло в галоп и остальное стадо плоти. Когда на удаляющиеся крики Волк выбежал на окраину деревни, его взгляду предстало заманчивое зрелище. Несущееся галопом стадо плоти вперемешку с несущимися по странной траектории, путающимися друг у друга под ногами тремя пьяными орущими идиотами и по переду всей этой толпы вопли, маты, вперемешку с повторявшимся криком «спасиииитееее!» волочащегося по степи человека. Отпустил монстр свою жертву почти под автобусной остановкой. Стадо умчалось в даль. Минут через пять подбежали отставшие от стада участники спора, а еще через 10 минут подоспела запыхавшаяся помощь из деревни. — Какого хрена! Начал было орать Волк. — Почему это зверье вас не сожрало? Оно ж ненавидит алкашей и убивает их первыми! — Волк, Волк, я больше, я, я. Я больше не буду. Спасибо, помогите, жив. Тело, отпахавшее носом добрых полтора километра, тихо причитало о своей тяжелой доле и кристально ясным, абсолютно трезвым взором, на совершенно черном от синяков лице, заплывшими кровью глазами преданно смотрело в сторону Волка. Травмы и синяки были совместимы с жизнью. Волк запретил использовать «Кровь камня», а обязал дежурного медика закрасить виновника остатками зеленки из литровой банки, добытой год назад у вояк.