– Какая странная особа, – сказал Джонни, глядя ей вслед. – По-моему, это за ней надо кому-то следить, а не наоборот.
– Нет уж, пожалуйста, это без меня, – сказал Патрик. – У меня и без того передоз Флер. Не понимаю, почему ее выпустили из клиники.
– Мне кажется, у нее самое начало маниакальной стадии, – сказал Джонни. – И она получает такое удовольствие, что решила обойтись без лекарств.
– Надеюсь, она одумается, прежде чем кинется спасать Эразма, – сказал Патрик. – Он может не выжить, если она бросится к нему, когда он дойдет до моста или будет переходить дорогу.
– О господи! – рассмеялась Мэри. – Я уж думала, что никогда от нее не отвяжусь. Надеюсь, Эразм успел отойти подальше.
– Ну, мне тоже пора, – объявил Джонни. – У меня прием в четыре.
Он попрощался со всеми, поцеловал Мэри, обнял детей и пообещал вечером позвонить Патрику.
Внезапно семья осталась в одиночестве, если не считать официантки, которая убирала посуду со стола и складывала в картонную коробку непочатые бутылки.
Патрик ощутил знакомое чувство близости и одиночества, сознавая, что хотя они сейчас вместе, но вот-вот расстанутся.
– Ты с нами поедешь? – спросил Томас.
– Нет, мне надо на работу, – ответил Патрик.
– Ну пожалуйста, – попросил Томас. – Я хочу, чтобы ты мне что-нибудь рассказал.
– Увидимся в выходные, – сказал Патрик.
Роберт стоял молча, зная больше, чем брат, но не совсем понимая.
– Приходи к нам на ужин, – сказала Мэри.
Патрику хотелось согласиться и хотелось отказаться, хотелось быть в одиночестве и в компании, хотелось быть с Мэри и вдали от нее, хотелось, чтобы хорошенькая официантка оценила его независимый образ жизни и чтобы дети знали, что растут в сплоченной семье.
– Я, пожалуй, лучше отдохну, – сказал он, погребенный под грудой противоречий и обреченный сожалеть о любом сделанном выборе. – Сегодня очень долгий день.
– Приходи, если вдруг передумаешь, – сказала Мэри.
– Вот именно, – сказал Томас, – как все думы передумаешь, так и приходи. Только поскорее.