— Бойкий он больно. Такое впечатление, что с момента операции не десять дней прошло и из комы он вышел не сегодня, а не меньше месяца прошло.
— Речь не плавает, голова не кружится?
— Говорит, что чувствует себя хорошо. Кроме сильной слабости и обычных послеоперационных болей, с ним все в порядке. Кушать потребовал. Я велела ему каши принести, манной.
— Правильно, если немного, то можно. Но то, что он чувствует себя хорошо, вот это странно, — ответила главврач и постучала в дверь без номера.
— Войдите! — послышалось с той стороны.
Приоткрыв дверь, Елена Степановна сказала не входя:
— Он очнулся, — после чего направилась осматривать пациента.
Через несколько секунд их догнал мужчина лет тридцати в форме сержанта НКВД.
Первой, толкнув дверь, в палату вошла Елена Степановна.
— Нельзя больше, больной, — как раз в это время отобрала у пациента тарелку с остатками каши пожилая санитарка Марья Петровна.
— Можно-можно, — потянулся за едой перебинтованный юноша, но сморщился, вернулся на место и, несколько секунд посмотрев на Марью Петровну жалобными глазами, начал всхлипывать.
Почти синхронно завторила ему Марья Петровна.
— На, покушай, еще немного можно, — наконец не выдержала она.
— Ха, всегда срабатывает, — тихо промурлыкал раненый и снова стал наворачивать кашу. Голос он понизил, но не сильно. Похоже, ему было известно, что санитарка была туга на оба уха, но вот вошедшие его прекрасно слышали.
— Так что скажете, Марья Петровна, к чему этот сон? А? — спросил уже громко больной.
— М-да. Кадр, нам попался… — ошарашенно пробормотала Елена Степановна.
Повернув голову, юноша сверкнул ярко-голубыми глазами и с интересом посмотрел на вошедших, при этом интенсивней заработав ложкой. Похоже было, что он небезосновательно считал, что поесть ему не дадут.
Почти сразу на мой крик прибежала санитарка, а за ней медсестра. Когда под меня ловко подсунули утку, никакого смущения я не испытал, я счастливо улыбался. И не оттого, что успел, — хотя и это тоже — а оттого, что шевелил пальцами ОБЕИХ НОГ. Оказалось, я тогда посмотрел на полусогнутую ногу, то есть до колена увидел, а остальную часть нет. Фу-ух-х, такое облегчение! Целые!
— Больной, как вы себя чувствуете?
— Да вроде нормально, пока не понял. Еще пить хочу и… ф-у-у… помыться.
Попив из чайника, носик которого поднесла к моим губам медсестра, я принялся осматривать себя. Обе руки целые. Левая только забинтована по локоть. Левая нога полностью в гипсе, от паха до кончиков пальцев. Грудь и живот тоже все в бинтах. Короче, куда же меня ранили?
Тут на глаза попалась медсестра.