— Хорошо, Джоан. Начинай.
Было очень тихо. Генри слышал дыхание Сагра, спокойное и тихое, и дыхание Джоан, которое становилось все медленнее и глубже. Пламя свечи лишь слегка дрожало, на стене плясали тени. Ему казалось, он слышит…
… как ветер, гуляющий по вершинам сосен, рассказывает им о неведомых островах, затерянных посреди океана. Как чайки рыдают на похоронах уходящего солнца, и сама вода окрашивается в цвет крови, чтобы потом стать траурно черной. Как капли дождя, разбиваясь о листья, падают на землю мириадами брызг…
… Скрип заступа о промерзшую землю…
… Гул лавины далеко в горах…
… Звон металла под кузнечным молотом…
… Звон меча…
… Гул толпы…
… Скрип гравия под сапогом…
… Шелест ветра на конце крыла…
… Свист ветра сквозь пустоту…
Здравствуй, Генри.
Кто ты?
Я — Имдагосиад. Начало.
Отпусти ее.
Не могу. Она тоже часть Начала.
Зачем она тебе?
Ты увидишь.
И он увидел. Он крикнул, один раз, потом еще и еще, потому что не мог ничего сделать, и не мог смотреть на то, что видел. Он видел…
— Генри!
Он резко открыл глаза, вырываясь из своего кошмара. Джоан сидела на стуле, белая как мел, и смотрела на Генри широко раскрытыми глазами. Он лежал на полу, а Сагр склонился над ним с видом озабоченным и раздраженным одновременно.
Генри неловко поднялся на ноги, не спуская взгляда с Джоан. Она смотрела в ответ, и он понял, что она только что видела или то же самое, или что-то очень похожее на то, что видел он. Кровь, смерть, пустоту — и собственное бессилие, как во сне, когда не можешь пошевелиться, хотя нужно бежать.
— Что это было?
Генри с трудом оторвал глаза от Джоан и повернулся к Сагру.
— А что ты видел?
— Ничего. Я видел только, как вы оба отключились почти одновременно, а потом страшно кричали. Я мог бы подумать, что вы вдвоем решили меня здорово разыграть, если бы у вас обоих в этот момент не пропал пульс.
Генри снова повернулся к Джоан. Она сидела на самом краешке стула и очень сильно дрожала.
— Сагр, мне кажется, нам обоим сейчас надо что-то очень горячительно-укрепительно-успокоительное. У тебя есть что-нибудь такое?
— Конечно. Водка.
* * *
— Джоан спит?
— Да.
— Значит, Имдагосиад? Легендарный белый дракон, который освободит всех остальных драконов?
— Так он себя назвал. У нас нет никаких причин ему верить. С другой стороны, это многое бы объяснило.
— Действительно. Очень многое. Расскажи мне, что ты видел.
— Я видел… Как она умирает у меня на руках. Только она была старше.
— Насколько старше?
— Не сильно. Лет двадцать, двадцать пять.
— И от чего она умирала?
— А это так важно?
— Важно. Смерть как-то связана с тем, что Имдагосиад должен отпустить драконов. Интересно, кстати, что он имел в виду под словом отпустить?