Когда они добрались до Сагра, Джоан спросила, останется ли Генри с ними ненадолго, но он сослался на незаменимую «кучу дел», и на следующий же день рано утром отправился в обратный путь. После разговора с матерью Генри не хотел проводить с Джоан ни единой лишней минуты. Тем более когда вспоминал, что несколько дней назад ей исполнилось уже пятнадцать.
Он собирался вернуться летом, может не в начале, а ближе к середине — но не вернулся. В конце мая, на первой королевской речной регате (бессмысленном мероприятии большого размаха, имеющем огромное значение для поддержания престижа правящего монарха), Генри встретил Мэри Тойлер. И после этой встречи он на долгое время стал потерян для остального мира.
Мэри Тойлер, в девичестве Мэри Кеннинг, была прекрасной молодой женой старого барона Тойлера. Говорили, что у юной баронессы, кроме ее красоты, за душой не было ни гроша, но всякий, кто встречал Мэри, готов был признать, что барон не продешевил, вступая в брак. Мэри обладала миниатюрными, но весьма вкусными формами, подчеркнутыми небольшим ростом, а ее огромные глаза и маленький, но чувственный ротик уравновешивали все остальные возможные недостатки внешности, а также характера и финансового состояния. Барон души не чаял в жене, одевал как королеву — и довольно часто отсылал ее развлечься, будучи сам прикован к своему замку подагрой и хронической нелюбовью к любому обществу. Жена была совсем не против такого образа жизни, тратя больше, чем муж рассчитывал, и каждый раз оставляя после себя несколько разбитых — и несколько ободренных — сердец. Слухи, конечно же, ходили, и — конечно же — доходили до барона, но старик отвечал, что ему дела нет до всех этих молодчиков, поскольку их много, а он один — но зато муж. Соседи, приносившие эти слухи с видом злорадно-сочувствующим, задумчиво кивали в ответ и про себя отмечали, что под своими рогами барон имеет чрезвычайно мудрую голову. Жена же его, будучи кокеткой и ветреницей, но отнюдь не дурой, на самом деле питала к своему пожилому супругу достаточно нежные чувства, и в те короткие периоды, которые проводила в его замке, была самой любящей и верной женой, какую только можно было себе представить.
Генри встретил баронессу во время пикника — новомодного увлечения, пришедшего с юга, из Империи, где подобным образом отмечали конец весны (благодатного периода цветения и благоденствия) и начало лета (убийственно жаркого и душного). Суть увлечения по большей части сводилась к тому, что прекрасные и благородные дамы и господа, одетые в прекрасные и благородные одежды, усаживались на какой-нибудь прекрасной лужайке, где количество солнца и тени было перед тем тщательно проверено специально учрежденным для этого придворным, и дальше вкушали легкую и необременительную пищу и запивали ее легким и необременительными охлажденными напитками. Генри, откровенно предпочитавший стол, мясо и кувшин красного вина траве, устрицам и шампанскому, стоял в стороне у дерева и с улыбкой наблюдал за остальными участниками пикника, которые развлекались в свое удовольствие — или делали вид, что развлекались. Генри слышал, как чуть вдалеке король обстоятельно рассказывал бесконечную историю про поимку огромного сома, периодически отвлекаясь и вставляя в свой рассказ истории поменьше. Прямо за его спиной, под сенью гигантского дуба, к стволу которого Генри прислонился, сидела группа дам, и довольно увлеченно обсуждала мужей, любовников, постоялые дворы и своих модисток. Одним ухом Генри внимал истории про сома, а другим — разговору благородных леди, и в конце концов в его голове сложился образ хорошо одетого сома, въезжающего на постоялый двор в окружении любовников собственных жен. Генри улыбнулся, и в этот момент услышал шелест юбок по невысокой траве.