Генри застал мать за вязанием чего-то невероятно сложного. Она работала поочередно сразу несколькими парами спиц, все время сверяясь с рисунками и считая в полголоса петли. Когда Генри вошел, она не подняла головы и не прекратила считать. Он сел в кресло напротив и некоторое время молча наблюдал за ней. Он любил смотреть на мать, когда та была чем-нибудь занята.
— Ты что-то хотел сказать мне, Генри? — наконец произнесла леди Теннесси очень размеренно, в такт спицам.
Генри слегка улыбнулся.
— Что это была за лекция о мужчинах сегодня?
Леди Теннесси спустила со спицы несколько петель и подхватила пропущенную.
— Дорогой мой, — проговорила она так же размеренно, — Джоан — первая девушка, с которой ты меня познакомил, а эту лекцию я репетировала уже лет десять. Я просто не могла удержаться.
Генри снова улыбнулся и откинулся на спинку.
— Мне кажется, ты зря поторопилась. Второй раз у тебя уже не получится так убедительно.
Она отложила одну пару спиц, развернула все вязание и принялась за другую часть.
— Я очень надеюсь, — сказала она, поднимая на него глаза, — что мне не придется повторять ее дважды. Джоан производит впечатление понятливой девочки с хорошей памятью.
— Что ты имеешь ввиду?
Леди Теннесси опустила голову и сосредоточилась на петлях.
— Мама…
— Я согласна с тобой, это было чуть-чуть рановато. Но, в конце концов, кто знает, когда еще я смогу поговорить с твоей будущей женой?
— Мама, — сказал Генри очень-очень спокойно, потому что этот разговор совсем перестал ему нравиться, — Мама, это принцесса. Превращающаяся в дракона. Ей четырнадцать лет. Я не собираюсь на ней жениться.
— Дорогой мой мальчик, мужчины никогда не собираются жениться.
— Тогда каким же образом мужчины становятся женатыми? — спросил Генри, не скрывая сарказма.
— Очень просто, — ответила его мать, поднимая бесформенное изделие, ощетинившееся спицами, и критически осматривая его на расстоянии вытянутых рук. — Просто однажды ты понимаешь, что это женщина — твоя жена. И тогда уже поздно что-то планировать или менять. И я бы на твоем месте хорошенько подумала, — добавила она серьезно, — хочешь ли ты, чтобы эта девочка стала чьей-то чужой женой.
В конце марта, когда на южных склонах снег начал сходить, и повсюду стали вылезать первоцветы, Генри и Джоан отправились обратно в горы. Джоан была солидно экипирована — книгами, платьями («мама, где она их будет носить? Красоваться перед козой?» — «молчи, Генри, тебе этого не понять»), некоторым количеством редких медикаментов и ручным хорьком, который, правда, сбежал на первом же привале в лесу. Джоан переживала, но Генри убедил ее, что мечтой всей жизни этого хорька было вырваться наконец на свободу.