Так она поняла, что перестала чувствовать холод.
* * *
Ночью Джоан вышла к первым домам.
Она долго стояла, глядя на темные, застывшие на морозе силуэты. Окна уже не светились, из труб не шел дым.
Джоан не стала стучаться в двери.
Она шла по дороге, которая с каждой деревней становилась все шире, а деревья вокруг шелестели еще не опавшей листвой, влажная земля пахла умершим летом. И вот наконец ущелье расступилось, и между рыжими склонами открылась долина и город. Саузертон.
По мере того, как Джоан спускалась, солнце поднималось все выше, и длинные тени от гор поползли, отступая все ближе и ближе к подножию. Вспыхнули шпили, крыши домов окрасились радостным алым. Джоан стала встречать на дороге первых людей. Они шли по своим делам, лишь слегка косясь на странную девушку в мужской одежде, бредущую в сторону города. Но люди спешили по своим делам и ни о чем ее не спрашивали.
Джоан вошла в город после полудня, когда солнце стояло высоко, заглядывая в узкие улочки и согревая гладкие булыжники мостовой. Саузертон всегда выглядел немного сказочным — а при таком освещении поражал своей жизнерадостностью. Джоан медленно проходила мимо ярких вывесок, разряженных зазывал, гостеприимно открытых дверей и распахнутых настежь ставней. В городе на нее уже мало кто обращал внимания — она слишком мало походила на богатого покупателя, чтобы вызывать у кого-либо интерес.
Джоан не раз подумывала о том, как хорошо было бы разжиться какими-нибудь деньгами. Она уже несколько дней ничего не ела — и, хотя организм, судя по всему, научился обходиться и без еды, горячий обед представлялся Джоан всякий раз, когда она проходила мимо очередного трактира, обдававшего ее аппетитными запахами. Кроме того, она была совсем не против помыться и сменить одежду. Да и просто — отдохнуть. Джоан не знала, сколько еще ее тело способно работать в таком режиме.
Но денег не было, и она продолжала идти, обходя стороной зазывал.
Джоан хотела выйти на главную площадь. Она уже видела просвет впереди — узкая улочка, по которой шла Джоан, выходила как раз к ратуше, — и тут дверь прямо перед ней распахнулась, и чья-то жилистая рука вышвырнула на улицу оборванца.
— Тут ломбард, а не дом милосердия! Нечего мне предлагать свою рухлядь!
Парень, которого выгнали, буркнул в ответ невнятное ругательство и побежал прочь. Владелец руки выглянул на улицу, чтобы плюнуть тому вслед, после чего уставился на Джоан. Та задумчиво изучала надпись на вывеске.
— Что уставилась? — спросил ломбардщик и презрительно смерил ее взглядом. — Тоже хочешь заложить какое-нибудь барахло?