У реки под старыми вербами паслось несколько овец. Я присел неподалеку от них в заговорил с игравшими поблизости мальчишками. Старался сохранить спокойствие, но мне это не удавалось: в любой момент мог прибыть карательный отряд. Два-три раза мне даже послышался шум моторов грузовиков, и я едва удержался, чтобы остаться на месте.
К полудню на деревянном мосту показались двое лесников и крестьянин с ребенком. Один из лесников и был предателем. Меня бросило в жар, закружилась голова.
Я сунул руки в карманы и нащупал пистолеты. Мальчишки внимательно следили за каждым моим движением и, очевидно, догадались, зачем я пришел. Они вытаращили глаза, а самый маленький даже рот разинул.
— Кто из них Божков? — спросил я.
— Вот этот… — ответили ребята в один голос.
Божковым оказался тот самый человек, которого я встретил на мосту при входе в село. Я направился к нему, но он ускорил шаг, дернул дверь и прямо-таки ворвался в комнату. Я — за ним. Ставни на окнах были закрыты. С яркого света я попал в полумрак и поэтому едва мог разглядеть фигуру предателя.
Я нажал на курок пистолета — он щелкнул, но выстрела не последовало. Металлический щелчок зловеще отозвался в моем мозгу. Предатель обернулся и бросился на меня. В руке он держал какой-то черный предмет. Я выстрелил из второго пистолета. Лесник как-то странно крутанулся на одной ноге и грохнулся на пол.
Все дальнейшее я проделал машинально: приблизившись к предателю, нажимал на спусковой крючок до тех пор, пока не расстрелял всю обойму. Выстрелов я не слышал, но помню, что услышал воцарившуюся в комнате тишину…
Второй лесник улепетывал через реку. Крестьянин с ребенком, как бы оцепенев, стоял перед сторожкой. Я разбросал заранее приготовленные листовки и одну из них протянул ему.
Тот отказался взять.
— Увидят, — сказал он. — Ты уйдешь, а я…
На улицах по ту сторону реки собирался народ. Выстрелы взбудоражили всех, и люди торопились узнать, что происходит.
К вечеру я уже поднимался на Алабак. Огромный огненный шар солнца едва касался далеких скал. Горы бросали глубокую тень на зияющие пропасти Чепинского ущелья. Я чувствовал усталость, тянуло лечь на землю и не вставать, но я даже не присел. Во рту была горечь, а в душе беспокойство. Человек не может остаться бесчувственным, когда отнимает у кого-нибудь жизнь… Но предатель не имеет права на жизнь!
В партизанском лагере горели огромные костры. Командиры докладывали штабу партизанской зоны о проведенных операциях в Елидере и на станции Варвара. Для юнца это было нелегко — докладывать, как выполнено задание, которое не всякому под силу, а мне предстояло это сделать. Но я молчал. Только вынул свой пистолет, в котором уже не осталось ни одной пули, и швырнул его на землю.