— Давайте пистолет. Сабля нам не нужна.
— У меня нет пистолета, — повторил офицер, но не смог скрыть своего смущения.
В купе вошел Манол Велев. Офицер встал и отдал честь.
— Господин поручик… — обратился он к Манолу, но тут же догадался, что это за поручик.
О чем они там говорили, я уж не знаю, но офицер просунул руку под сиденье, вытащил оттуда спрятанный пистолет и протянул его партизанам:
— Возьмите. Хотел скрыть, но передумал…
Через двадцать минут состав подошел к станции Острец. На станции было спокойно. Перед зданием вокзала стояли часовые. Остальные солдаты из охраны находились в помещении. Иван и еще несколько партизан, переодетых в солдатскую форму, вышли из почтового вагона и пошли по перрону.
— Где ваш начальник? — спросил Манол часового. — Мы прибыли сменить вас.
Часовой встал по стойке «смирно». Операция вот-вот должна была закончиться, но молодые партизаны погорячились. Они выскочили из вагонов и еще издали стали кричать часовому: «Сдавайся!»
Часовой скрылся в помещении. Его могли бы и пристрелить, да пожалели. Послышалась стрельба. Кольо Манолов, бежавший за солдатом, упал, тяжело раненный. Наши обезоружили одного солдата, ранили двоих, но станцией овладеть не смогли.
Партизаны стали отступать. Иван собрал свое отделение, и они понесли на руках раненного в ногу Личко Гранчарова…
Вести о партизанах одна за другой передавались по селу. Напали на Цветино и Юндолу… Обезоружили пост ПВО в Лыджене. На грузовиках въехали в Сарницу… Захватили село около станции Варвара…
Люди радовались, а Атанас и Петр — вдвойне. Ведь их отец и брат — партизаны, да и они были причастны к партизанским делам. Им, молодым, наяву снились всякие подвиги.
Они-то радовались, а у меня сердце сжималось, когда я слышала о каком-нибудь раненом, убитом или пойманном партизане. Сколько ночей я провела, до рассвета не сомкнув глаз. Тяжела материнская доля…
Однажды Атанас вернулся домой поздно. Был он в красивых новых бриджах, словно на гулянку собрался. Он был выше, крупнее своих братьев, и только у него были такие черные волосы.
— Какой ты красивый! — удивилась невестка, жена Кольо.
— Любуйтесь, пока жив! — сказал Атанас. — Кто знает, в каком овраге буду валяться в этих новых бриджах…
Я чем-то занималась на террасе. Он увидел меня и крикнул:
— Ухожу к бате в горы! Приготовь мне белую рубашку…
У меня защемило сердце, в глазах потемнело. Хотелось удержать его, но я так ничего и не сказала. Если бы я стала останавливать моих детей, то какая же мать отпустила бы своих?!
Он понял, что со мной происходит, и, взбежав по лестнице, крепко обнял меня.