Не прошло и педели после нашего возвращения из ссылки, как Иван приехал в Чепино — в шинели, с рюкзаком, и штык при нем.
— Меня переводят в Неврокоп, — сказал он.
Он снял рюкзак и шинель. Потом вынул из кармана письмо, запечатанное красным сургучом, и повертел его в руках.
— Приказали мне передать это письмо какому-то офицеру в Неврокопе, а я не знаю, что в нем… Вот и зашел, чтобы вместе подумать, как быть.
На следующий день Иван отправился дальше, но не прямо в Неврокоп, а сначала завернул в Обидим. Я велела ему посоветоваться с моим отцом и братьями.. Его деда Благо знали там и уважали за то, что он помогал Гоце Делчеву.
Дед сразу понял, что с этим письмом дело не чисто. И потому пошел вместе с Иваном в город к какому-то знакомому начальнику.
— Ну-ка вскрой это письмо и скажи, что в нем написано, — попросил дед Благо и подал конверт.
Человек прочел письмо и посмотрел на старика:
— Скажи, дед, кем тебе приходится этот парень?
— Внук мой. Сын дочки.
— Не буду от тебя скрывать. Письмо плохое. Твой внук — коммунист. Сообщают, чтобы его держали под наблюдением… Но то, о чем я тебе сейчас говорил, пусть здесь и останется. А то и мне несдобровать…
Из Обидима Иван вернулся в Чепино, и вместе с Костадином, только что выпущенным из тюрьмы, они ушли к партизанам. Костадин вернулся, потому что в селе он был нужнее, а Иван остался с ними…
Вскоре партизаны напали на железнодорожный состав и станцию Острец. Они устроили засаду где-то между Чепино и Аврамовыми колибами. Им предстояло остановить состав, захватить его и, следуя от станции к станции, на каждой обезоруживать военную охрану. Для маскировки двадцать человек одели в солдатскую форму, а Манола Велева — даже в офицерскую.
Они укрылись — кто за кустами, кто за камнями. Настроение у всех было хорошее. Иван пел русские песни. — он их пел и когда было хорошо на душе, и когда плохо.
После полудня со стороны Чепино показался дым паровоза. Локомотив дал сигнал и исчез в туннеле. Один из партизан, одетый в солдатскую форму, вышел на железнодорожное полотно и стал размахивать красной кофточкой Веры Алексовой (ведь совсем еще ребенок была, а туда же — ушла к партизанам!). Машинист высунулся в окошко, посмотрел и нажал на все тормоза.
Пока железнодорожники и пассажиры поняли, в чем дело, Иван вскочил в первый вагон. Бросились к составу и остальные партизаны.
Среди пассажиров нашлись солдаты в офицеры. Наши стали их обезоруживать. В одном из купе первого класса ехал офицер с матерью. Его попросили сдать оружие.
— Пожалуйста, саблю, — ответил тот. — Другого оружия у меня нет.