На второй день нашего знакомства я пригласил ее к себе в комнату, где попытался похвастаться своими скромными на тот момент музыкальными познаниями. Главным моим козырем была новоявленная любовь к творчеству группы Radiohead. Кажется, я поставил тогда на репит песню Creep. Господи, каким же я был идиотом! Улыбаясь, она села на мою кровать и положила руки мне на колени. Мои картины, мой будильник и мои книги — рядом. Дальнейшее случилось само собой. Она вся текла, эта курящая датская русалка, и течка ее пахла северным морем и хвоей. Мы перемещались по небольшой, неудобной творческой кровати, как два необузданных борющихся зверя — певица и художник, художник и певица. Сознание этого меня необыкновенно вдохновляло и возбуждало. После занятия любовью мы долго обнимались и весело обсуждали наши планы на будущее, словно глупые детишки, и даже поспорили на предмет того, кто из нас первым прославится.
Как показала жизнь, стать знаменитостью не удалось никому из нас. Мы оба — неудачники. Она не поражает восхищенный народ своим голосом на мировых концертных площадках, а я не вывешиваю свои полотна в Нью-Йоркском музее современного искусства. Однако у нас обоих есть та волшебная осенняя ночь в моей постели, когда все на свете казалось возможным и от любви мы чуть-чуть не сошли с ума.
С Дитте я провел весь свой второй учебный год. И нам было весело. Мы курили вдвоем одни сигареты, терялись в горах, целовались, кричали и шептали друг другу всяческие нежности на английском, русском и датском языках. Несмотря на случившийся в Америке теракт 11 сентября и присутствующую на многих лицах в том году испуганную печаль, мы с Дитте постоянно были веселы и пьяны.
И еще — она неистово учила меня музыке. Именно Дитте окунула меня в мир многих музыкальных групп и исполнителей прошлого и настоящего, которых я обожаю слушать и по сей день. Майлз Дэвис, Сезария Эвора, The Doors, The Ramones, Muse, Extreme, Jamiroquai, The Stone Roses и еще много-много чего. Помню, валялся я вместе с русалкой на небольшом, узком, импровизированном деревянном причале возле сарая для лодок и вслушивался в композицию под названием «Blue in Green» Дэвиса. И там впереди лежал он — мокрый, шумно чавкающий, обильно зеленый, величественный фьорд. Короткие волны наносили на фиолетовый гравий валунов и сонно пахли развалившиеся вокруг темно-синие водоросли. Над причалом вздымалась японского вида острая скала. Блядь! Как же это было прекрасно.
Я поступил в американский университет в самом начале апреля и, узнав об этом, немедленно позвонил в комнату Дитте. Она прибежала. Неизбежность скорой разлуки так ярко отражалась на ее лице! Она горела, рыдала, металась и снова что-то нежно говорила по-датски. А через месяц, за несколько дней до моего отъезда, она принесла мне в комнату белый компакт-диск с первой в моей жизни музыкальной подборкой, на котором извилистым почерком написала красным: «For my love, Yerzhan».