— А вы служили в армии? — спросил Шавалиев.
— Спецназ, — буднично произнес Роман.
— Ого! — мальчики подобрались ближе.
— Вообще-то мне не положено об этом рассказывать, — сказал Роман. — Я агент под прикрытием. В школе обнаружился американский диверсант, начальник разведки поручил мне его вычислить. Каждый день прилетаю сюда на вертолете из Москвы. Дело государственной важности.
— Мы знаем, кто диверсант, — сказал Эткинд и ткнул пальцем в тщедушного паренька, державшегося в сторонке. — Это Ильназ!
— Это не я! — обиженно вскрикнул Ильназ Хаирзянов.
С нездоровым желтым цветом лица и тоненьким голоском, с неровно подстриженными висками и спрятанными в карманах руками, он меньше всего казался неприступным.
— Точно, Ильназ! — воскликнули остальные. — Сдавайся, агент, тебя раскололи!
Намечавшуюся перебранку прервали треск микрофона и директорское «раз, раз». Все приготовились слушать речь об успешной эвакуации.
Боевое крещение
Роман изобрел многообещающий способ бороться с опозданиями. Явившегося после звонка ученика он останавливал на пороге и заставлял прочитать стихотворение или спеть песню — на выбор. Система имела свои упущения. Заторможенный Халитов, судя по виду закоренелый троечник, признался, что ни песен, ни стихов не помнит, и без пререканий согласился на альтернативу — десять отжиманий от пола. Возник вопрос о девочках, которым отжиматься не предложишь. Тогда Роман для себя решил, что у тех из опоздавших, кто предпочтет скрыть вокально-декламаторские таланты, домашнее задание будет проверяться в первую очередь. И никаких исключений.
Не обошлось без конфликтов. Мурашов из 8 «Б», брюнет с рыбьими глазами, с тонкими, почти бесцветными губами, заявился на урок в момент, когда Роман записывал на доске правило, параллельно его комментируя. Мурашов бросил на ходу «здрасьте» и направился к парте.
— Здравствуй, Егор. Вернись, пожалуйста, к двери.
Мурашов нехотя повиновался.
— Можно войти? — пробурчал он.
— У нас новое правило, — сказал Роман, сохраняя благожелательный тон. — С того, кто опаздывает хотя бы на минуту, стихотворение или песня. Любой куплет или припев.
Мурашов стоял с угрюмым выражением на лице.
— Я не знаю, — сказал он.
— Не беда. Тогда с тебя десять отжиманий.
— У нас не физкультура.
— У нас принято приходить вовремя.
— Не буду я ничего делать. Вы не имеете права меня заставлять.
По рядам зашептались. Взгляды Романа и Мурашова пересеклись. Ученик не боялся, смотрел с вызовом. Дело было не столько в смелости, сколько в наглости, которую до поры обуздывали предписания: возрастные, социальные, в меньшей степени этические.