Вслед за ними к деду стали подходить другие люди – вначале по одному, потом группами, потом обступили лоток со всех сторон…
Бинокли были великолепны: казалось, что до обоих аппаратов не более ста метров. Один из них – голубой – на полпозиции обогнал своих преследователей…
– Давай, давай, – шептал инженер Гор, топая ногой.
– Они же потом найдут их, – вдруг испугался Иван Артурович.
– Вряд ли, – качнул головой Гор. – Думаю, дети прибыли из другого мира – не твоего и не моего.
– Что?..
– Или из других миров. Их ведь больше, чем букв в твоей книге… Иначе шмыги не гнались бы за ними, а спокойненько перехватили бы их дома.
Голубое яйцо уже было немного меньше черно-красного. Иван Артурович и Гор напряженно всматривались в них и не замечали того, что делалось на башне: вначале один, а потом и другой, и третий, и десятый капюшон робко переглядывались – и подходили к деду, у которого уже не осталось биноклей, и потом к людям, и клянчили – «дай посмотреть»… Почему их начальник молчал – никто не знал. Может быть, потому, что он подошел к деду первым…
– Чудо… – гудело отовсюду. – Голубой трамвай… всю жизнь… глазам своим не верю…
Уже и дед бросил свой лоток и тормошил всех без разбора – мужчин, женщин, солдат, – умоляя дать ему бинокль. Забытое оружие грудой валялось в углу.
Два яйца успели отлететь далеко – почти к самому горизонту. Но все равно все видели, что черно-красное безнадежно отстает от голубого…
Над оцепленным городом, где были перекрыты все подступы к Межиклетью, парила башня, увешанная скрюченными фигурами с биноклями.
В них было видно, как черно-красное яйцо замедляет ход и разворачивается, а голубое пропадает тающей точкой вдали, – но люди по-прежнему смотрели на него, не отрываясь, пока оно не исчезло в тумане…
ПОПЫТКА ЭПИЛОГА, ВТОРАЯ И ПОСЛЕДНЯЯ
Веня проснулся глубокой ночью, когда все спали.
Он выглянул в окно. Тумана не было, но спящий Город все равно смотрел на него так, что Веня на всякий случай крепко протер глаза.
Стараясь никого не разбудить, он оделся, запер дверь и побежал к путям.
Город застыл, как аккорд, если взять его на педали. Фонари отражались в лужах, и получалось, что Город светился и сверху, и снизу. Темные окна спали и не видели мальчика, старательно огибавшего лужи, – и он тоже не видел их, хоть и не спал.
Веня не помнил дороги, но в этом не было необходимости: его внутренний компас звучал яснее всех аккордов Города, и Веня просто шел за ним.
Дойдя до путей, он остановился, посмотрел направо, налево и замер в ожидании.
Ждать пришлось недолго: не прошло и минуты, как из-за поворота вынырнул голубой трамвай. Подъехав к Вене, он раскрыл двери.