Ухнуло в недалеких болотах протяжно и тяжко. Помолчало. Ухнуло еще: посильнее, как поближе.
– Чего делать-то будем?.. – раскричался Облупа. – Кто хоть знает?
Все лето, с весны, как земля оттает и кол в почву войдет, ухало с болот и ахало, чмокало, стонало, ухлюпывало страшенно, будто огромный, с лесину, мужичина шагал размашисто по трясине, по зыбуну с ходуном, вытягивал натужно ногу, за ней вытягивал другую.
Днем еще так-сяк, стращало без надобности, а ночью, бывало, пялились во тьму, ожидали покорно, когда мужичина пересечет наконец болото, посуху дошагает до них. Похватает, заломает – и в рот.
Встали на ноги Обрывок с Огрызком, поверху оглядели каждого. Гридю – светлого и прозрачного, будто на смерть готового. Афоню – дураковатого с виду, с вонючим его составом. Облупу-никудышника – завистливого до корчей. Голодушу – несытого до синевы. Двоежильного Якуша – в иссушающей работе-угробе. Масеня – блаженного лентяя-упрямца. Тимофея-бортника – не разбери поймешь.
Постояли, покачались на носочках, сели разом на прежнее место, смачно сплюнули вниз, всякий потеряв интерес.
Не тот на рынке товар.
– Вы чего? – озлился Масень. – Нашли место!
Стала немила земля понизу, ягода, гриб, заяц с дятлом. Ежели всякий станет плевать – с неба на землю, вольничать без разумения, пакостить без смысла, на низ сходить незачем. Сиди себе на березе, жди покорно, пока загадят по самую макушку.
Ухнуло за ближними кустами, как сосну положили навзничь.
– Подколенки свербят, – сказал Тимофей. – Путь будет.
– У него свербят, – раскричался Облупа, будто с узды сорвался, – он пусть и идет! А мы тут останемся. Мы пересидим. Пересидим, а?
Заелозил по бревнам. Похватал за руки. Засматривал в глаза, а они отворачивались.
Тимофей переждал крик :
– В ночь уйдем. За болота. Без оглядки-возврата.
– Вы идите, – сказал Масень, не прерывая наблюдений. – Я тут останусь.
Шелохнулось над головами, на верхних полатях, как шаг ступили без спроса. Там, наверху, затаилась жена Масеня, пуганая баба-невидимка, слушала – на уши себе мотала.
Тут уж они раскричались. В одно горло. Как нарыв прорвало.
– Ты! Тебе сколько говорено, чтоб на сосну ушел!..
– Ты! Тебя первым увидят, и нас следом!..
– Прихватят, примучат – других укажешь!..
– Ты! Ты! Ты!..
Сел. Поглядел прямо. Сказал убедительно:
– Да я может для всех стараюсь. Просвет в жизни выглядываю. Чтобы на низ сойти. В Талицу воротиться. Зажить по-старому.
Замолчали. Рты пораскрывали. Глазами затуманились
– И что? – спросил Гридя с надеждой. – Как там с просветом?
– Нету пока, – ответил кратко. – Будет – скажу.