Грех жаловаться. Книга притч с извлечениями из хроник (Кандель) - страница 96

А назавтра ногой вышибал дверь в избу‚ трезвый и злой‚ в ярости пугал с порога:

– Стёпка! Ты где?..

Жихарка в сундук заползал от страха. Вытарашка таилась в подполе. Шишига на печи примолкал‚ сшуршав пуганым тараканом. Царь Левонтий накрывался лопухом – и нет его. А ласковые старички, артельный народ‚ сговорившись, подловили Улыбу в лесу‚ соблазнили шкаликом в опойной горячке, поволокли на Мянь-гору‚ в бесовое угодье‚ чтобы тело повесить‚ а душу забрать себе.

– За шкалик? – веселился Улыба и кукиш казал. – Дурнее себя не ищи...

Они ему – бутыль. Они – бадью. Ушатами подносили без закуски. В упой напаивали‚ а уж потом подводили к осине‚ вожжу за сук захлестывали‚ петлю топырили‚ голову в нее совали. Тут он и говорит:

– Господи‚ завещаю Тебе душу мою‚ а тело – так уж и быть – пусть черти забирают.

Драли его за волосы‚ плевали в глаза: "Ты нам душу подавай‚ а не мясо вонючее..."‚ а Улыба дубьем их молотил‚ ногой давил с хрупом‚ хрущатыми таракашками под подошвой. Побил‚ пометал с берега во множестве‚ реку запрудил: воды поднялись на отмелях и корабли пошли...


8

Тут и солнце помрачаться стало.

Полной луной и на долгие сроки.

Пала тьма посреди света‚ как темная вода подступила к глазам. Небо вызвездило не ко времени. Злой дух скрадывал‚ не иначе‚ день‚ уловлял доверчивых в растопыренные сети.

Качалась на волне льдина – угрозой мореплаванию. Чуча болтал ногами в невидимости, тараща глаза. Синий человечек распахивал объятия – не распознать кому‚ а тем часом проходили стороной неведомые страны. Япония. Малазия. Всякая Азия. Живность во мраке шевелилась‚ голосами перекликалась: место насиженное‚ а зги не видно.

– Эй! – кричал Чуча. – Вы кто есть?

И птицу запускал во мрак: "Вот он я!"

Птица воротилась назад‚ мятая и трепаная‚ а оттуда сказали без дружелюбия:

– Плыви давай мимо...

Солнце затемнилось не на шутку и растемняться вроде не желало. Льдина повернула на запад‚ затерялась посреди великих вод‚ колыхаясь на долгой волне‚ стала потихоньку подтаивать. А Чуча стянул сапоги мехом внутрь.

Плыла рядом одинокая мина‚ рожками топырилась во мраке.

– Людей не встречала? – спрашивал.

– Сама ищу.

И оглядывала с профессиональным интересом:

– Сколько вас там‚ на льдине?

– Один я.

Фыркала с небрежением:

– Ради одного и взрываться не стоит...

Чуча говорил:

– И не стыдно тебе?

– Мне не стыдно. Мне одиноко. Все подруги счастье нашли‚ одна я бултыхаюсь без радости...

Воротился Плюха Захарий‚ переступая худыми лаптями‚ выказал пустые дёсна на пороге иного века.

– Барин! Отврати от гибели. От босоты‚ недоеда и беспокойств...