— Здесь, — наконец произнес он. — Здесь было бы неплохо. А для тебя, Лидия?
— В окружении слуг, рвущих на себе одежду, причитающих и умоляющих меня взять их с собой в загробную жизнь, чтобы они могли и дальше мне прислуживать.
— Я вот даже не знаю, шутка это или нет, — сказал Дилл.
— Что ж, ладно. — Лидия задумалась на мгновение. — Меня завораживает история жизни и смерти Марты Геллхорн. Она — мой кумир. Марта была журналисткой и совершила столько всего потрясающего. Она говорила, что хочет умереть тогда, когда будет слишком стара для того, чтобы трезво мыслить или быть кому-либо интересной. Ну и, когда ей было лет девяносто, она проглотила капсулу с цианидом. В общем, если есть способ разорваться с ослепительной вспышкой, как фейерверк, то именно этого я и хочу. Я хочу, чтобы люди говорили обо мне и помнили меня после моей смерти. Хочу, чтобы мое имя было записано в памяти этого мира.
Они услышали звук приближающегося поезда.
— Скажу после поезда, — выкрикнул Трэвис, когда поезд загрохотал над ними.
Когда тот проехал, Трэвис тихо заговорил, глядя на реку.
— Я хотел бы погибнуть, покрыв себя славой, на поле боя, на зеленой траве, старым воином, в окружении друзей. — Он помолчал немного, собираясь с мыслями. — Я мог бы пойти в морскую пехоту, как Мэтт, если бы мне просто хотелось погибнуть на войне, как он. Но я не этого хочу. Мне не хочется умирать в Афганистане или другой чужой стране. Мне хочется погибнуть, сражаясь за свой дом, за что-то, что для меня ценно. Вот потому я и написал то, что написал.
Дилл протянул ему фонарик.
— Давай взглянем.
Трэвис направил луч света на свою надпись.
Покойся, о рыцарь, величавый в подвигах, величавый в смерти. Пусть твое имя вечно сияет для тех, кто любил тебя. Пусть белые цветы вырастут над тем местом, где ты покоишься. Твоя жизнь была достойной, а теперь ты приглашен к столу на вечном пиршестве Предков.
— Я и не знала, что эти книги для тебя так много значат, Трэвис, — пробормотала Лидия. — Теперь мне не по себе оттого, что я отпускала шуточки насчет «Кровавых распрей».
— Значит, ты их прочтешь?
— Нет.
— Они потрясающие. Когда я читаю их, то забываю о том, в чем я недостаточно силен, о том, кем я не могу стать. Благодаря им я чувствую себя храбрым.
— Умеем же мы веселиться, да? — сказала Лидия.
— Слушай, Лидия, может быть, когда ты уедешь в другой город, а сюда будешь приезжать погостить, мы будем все вместе приходить на Колонну и добавлять что-то к написанному? — сказал Дилл. — Если это не кажется тебе слишком скучным.
— Определенно будем. Это совсем не скучно. — Лидия сфотографировала строки, написанные Трэвисом. — Так, Дилл. Теперь покажи нам, что ты написал.