Крис перегнулась ко мне через подлокотник и прошептала, что ей нравится моя рука. А я подумал, что у неё действительно красивые глаза, даже не красивые, а какие-то выразительные – в такие посмотришь, и кажется, что Крис всегда есть что сказать. Вот только она, если встать, едва доставала мне до плеча, хотя я и сам-то не великан. В Крис было метра полтора, ну или чуть больше. Я всегда это знал, но только сейчас серьёзно об этом подумал. И вспомнил, что она из семьи фермеров и раньше жила в Небраске, а потом её забрали у родителей, потому что они много пили и однажды чуть не спалили свой дом, и Крис стала уже четвёртым приёмным ребёнком в новой семье – они ей на совершеннолетие подарили квартиру в пригороде Чикаго, а на учёбу Крис пришлось взять кредит и даже подписать договор, чтобы после университета ещё пять лет работать в какой-то конторе. Мне об этом рассказывал Мэтью, но все эти факты будто жужжали где-то за стеклом, внутрь не проникали, а тут я открыл окно, и они все разом залетели в моё сознание, и я понял, что Крис интересная.
Крис опять что-то говорила про мои руки и теперь ещё более настойчиво гладила мою ладонь, даже перебирала пальцы. А я подумал, что у неё такой рост из-за пьющих родителей. Это не могло не сказаться. Может, её мать во время беременности пила. И меня это расстроило. Потом я порадовался тому, что утром постриг и вычистил ногти, – сейчас можно было не переживать из-за того, что делает Крис. Главное, в подвале было не так уж душно, и ладонь у меня совсем не потела, а если б вспотела, стало бы неловко.
И чем больше Крис наваливалась на подлокотник, тем больше я к ней прижимался и думал о том, что, сидя в полумраке, совсем забываешь про её рост. Теперь уже всё моё предплечье лежало у неё на коленях, а я краем глаза поглядывал на Эшли. Потом Крис меня поцеловала. Наверное, думала, что я сам это сделаю, но в конце концов устала ждать. И поцелуй был приятным. У неё хорошо пахло изо рта, и было очень влажно. Я почувствовал, как тепло растекается по телу. Подумал, что нельзя вот так сидеть без инициативы, и стал рукой гладить её ногу, хотя делать это в таком положении было неудобно.
– У меня нет совести. У меня есть только нервы, – с экрана говорил Писатель, а мы целовались.
У Мэта завалилась голова, и он стал похрапывать, а Эшли будто только сейчас по-настоящему заинтересовалась фильмом – сидела неподвижно, даже не пыталась его разбудить.
– Обругает какая-нибудь сволочь – рана. Другая сволочь похвалит – ещё рана. Душу вложишь, сердце вложишь – сожрут и душу, и сердце.