Мой любимый монолог в «Сталкере», а я целовался. Но про себя всё равно проговаривал каждую строку. Я мог бы так полфильма пересказать, а может, и две трети. Слово в слово. И сейчас говорил вместе с Писателем, в точности повторяя его интонации и паузы, и продолжал целоваться с Крис, и гладил её ногу – пожалуй, куда смелее, чем думал, что могу себе позволить.
– Мерзость вынешь из души – жрут мерзость. Они же все поголовно грамотные, у них у всех сенсорное голодание. И все они клубятся вокруг: журналисты, редакторы, критики, бабы какие-то непрерывные. И все требуют: «Давай! Давай!..»
Мы никак не останавливались, и наши губы были влажные, мягкие, слились в единую пульсацию чего-то тёплого и сытого, как летний ветер. А я закрыл глаза и думал об Эшли. Думал, что мне сейчас хорошо, а Эшли совсем рядом. Крис наконец вся прильнула ко мне, обхватила руками мою шею, стала пальцами поглаживать мне затылок. Если б не подлокотники наших кресел, так, наверное, вовсе перебралась бы ко мне на колени.
– Какой из меня, к чёрту, писатель, если я ненавижу писать. Если для меня это мука, болезненное, постыдное занятие, что-то вроде выдавливания геморроя. Ведь я раньше думал, что от моих книг кому-то становится лучше. Да не нужен я никому! Я сдохну, а через два дня меня забудут и начнут жрать кого-нибудь другого.
Это был действительно долгий поцелуй. Настоящий. Мне даже на мгновение показалось, что я люблю Крис. Правая рука окончательно затекла, и хотелось сменить положение, но я знал, что буду терпеть до тех пор, пока Крис сама не остановится. А потом я подумал, что моя правая рука при деле, а левая просто лежит, и это как-то глупо. Всего лишь мимолётная мысль, а мне стало тошно. Мерзко и буднично. Крис, кажется, почувствовала, как что-то изменилось, и чуть отстранилась от меня, но недалеко – всё ещё дышала мне в лицо, смотрела в глаза, не отстраняла моей руки и не позволяла сменить её положение.
– Ведь я думал переделать их, а переделали-то меня! По своему образу и подобию.
Затем Кайдановский читал «Вот и лето прошло», и я про себя читал вместе с ним. И мы ещё раз поцеловались с Крис, но уже не так порывисто, не так жадно, и я наконец размял затёкшую руку. Хотел сделать это незаметно; Крис заметила и усмехнулась, но по-доброму, без обиды.
Остаток фильма Крис лежала головой на подлокотнике и гладила мою руку, иногда прижимала её к губам, а я только и думал о том, что у неё совсем уж маленький рост, что она, наверное, так ярко одевается, чтобы скрыть этот недостаток. Все эти разноцветные лосины, юбки, рубашки, шарфики, этот пирсинг на ушах. А ещё я думал об Эшли, о её парне и о том, что она наверняка догадывалась, что тут, за её спиной, происходит.