Мною занялась череда хорошо сработанных юных дам – они, как на крыльях, вносили меня все глубже в здание. Каждая была высока, стройна, гигиенична, грациозна и наделена поразительно крупными сиськами; боюсь, я, вероятно, даже несколько таращился. Внезапная остановка на всех парах (навигационный термин) произошла в приемной полковника Блюхера, где и восседал сам Голос. Та, как и подобает, наделена была прекраснее всех прочих. Я бы решил, что печатать ей приходится на расстоянии вытянутой руки. Не успев моргнуть глазом – я имею это в виду совершенно искренне, – я был препровожден в сам кабинет, где худощавый, пышущий здоровьем юнец в военной форме предложил мне садиться.
Стул я узнал, как только приложил к нему свое седалище. Обитый блестящей кожей, передние ножки на полдюйма короче задних. Седоку такая мебель внушает смутную тревогу, ощущение преходящести, собственной неполноценности. У меня тоже такой есть – для усаживания парней, пытающихся сбагрить мне картины. Ни под каким соусом не собирался я мириться с такой дрянью, а потому незамедлительно поднялся и направился к дивану.
– Простите меня, – заискивающе проговорил я. – У меня, видите ли, свищ. Геморрой, понимаете?
Он понял. Судя по улыбке, которую он натянул на физиономию, я бы сказал, что у него самого только что случилось прободение. Он уселся за стол. Я воздел бровь.
– Мне назначено у полковника Блюхера, – сказал я.
– Полковник Блюхер – это я, сэр, – ответил юнец.
Хоть этот размен ударами все равно проигран, я опережал в рокировке стул-диван: говоря со мной, юнцу приходилось изгибать шею и повышать голос. Для полковника он выглядел необычайно молодо, а форма странным образом сидела на нем плохо. Вы когда-нибудь видели американского офицера – куда там, американского рядового – в плохо сидящей форме?
Засунув сие соображение в ментальный кармашек для билетов, я обратился к этому человеку.
– О, а. – Вот какова была избранная мною фраза.
Вероятно, мне бы удалось высказаться лучше, будь у меня чуточку больше времени.
Он взял ручку и потерзал ею папку, лежавшую перед ним на сияющем девственном столе. К папке лепились всевозможные разноцветные флажочки, включая большой и оранжевый, с черным восклицательным знаком. У меня возникло мерзопакостное ощущение, что досье это, вероятно, озаглавлено «Достопочтенный Ч. Маккабрей», но по вторичном размышлении я решил, что папка тут просто для того, чтобы меня напугать.
– Мистер Маккабрей, – наконец произнес полковник, – ваше Министерство иностранных дел обратилось к нам с просьбой почтить вас дипломатическим