Юноши переместили наружу мою персону, злобно взирая на меня за то, что пришлось опаздывать на поезда. Существа с устоявшими привычками, в чем их винить. Сам бы я такой жизни не выдержал.
Мартленд запарковался на двойной желтой линии снаружи – он потрясал регалиями своего чина перед сворой инспекторов дорожного движения; еще миг – и он велит им пойти постричься. Сердито махнув мне, чтобы я садился в его кошмарный плетеный «мини», он отвез меня в американское посольство, где какой-то скучающий рохля заляпал мои новые бумаги печатями Государственного департамента и пожелал «оччень, оччень удаччного виззита в СШ нашей А». Затем – назад, в квартиру, где я дал Мартленду выпить, а он в обмен вручил мне бумажник, набитый авиабилетами, грузовыми ваучерами и тому подобным, а кроме того – отпечатанный листок с расписаниями, фамилиями и процедурами. (Чудовищная ахинея, эта последняя часть.) Мартленд отмалчивался, дулся – что-то его тяготило. Сказал, что прошлой ночью меня поставил на уши не он и ему глубоко плевать на то, кто это сделал. С другой стороны, его это не особенно удивило – скорее он досадовал. Я подозревал, что он и сам начинает подозревать: та запутанная сеть, что мы плетем, запутала и наши кальсоны. Как и я, он уже толком не понимал, кто тут кем манипулирует.
– Чарли, – веско вымолвил он, возложив ладонь на дверную ручку, – если вы случайно водите меня за нос с этой картиной Гойи, или столь же случайно подведете меня с этим делом Крампфа, мне придется вас прикончить – вы это понимаете, я надеюсь? Вообще-то мне, возможно, и так придется это сделать.
Я пригласил его ощупать мой затылок, который напоминал сбившийся с пути истинного зоб, но он в оскорбительной манере отказался. Выходя, захлопнул дверь, и отметина свинцовой дубинки отдалась во мне сотрясением.
…Влача по воздусям иного Ганимеда
На крыльях прореженных, но могутных –
Такие птицелов уж не пропустит,
Короче: оперен, как царь эфира,
Не куропатка. Если ж Парацельс
Такую йоту весит, то твои атомы
Подавно безвоздушны от любви…
…ну, словом – нет, куда там,
И буквы хватит, стоит тебе вздрогнуть,
А Парацельсу мысль о том сплести, –
И легче вздоха, и нежнее смерти
Туда тебя перенесу…
«Парацельс»
Я отбывал в Америки – настал первый день каникул. Я спрыгнул с кровати, требуя ведерко и совок, сандалики и панамку. Затем без помощи каких бы то ни было стимулянтов спорхнул вниз, распевая:
А завтра буду я далече,
И больше педелей не встречу, –
чем немало обеспокоил Джока, который хмуро собирал мои пожитки к американским приключениям.