– С вами все в порядке, мистер Чарли? – гадко осведомился он.
– Джок, я даже не могу тебе сказать, в каком порядке со мной всё…
Долой латынь, к чертям французский,
Нам не сидеть на лавке узкой
[101], –
продолжал себе я.
Стояло прекрасное утро – оно заслужило бы «проксиме акцессит»[102] от самой Пиппы. Солнце сияло, канарейка просто ревела от радости. Завтрак состоял из холодного «кеджери», которым я положительно набил утробу – нет ничего приятнее, – и залил бутылочным пивом. Джок несколько дулся от того, что его не берут с собой, хотя на самом деле ему не терпелось остаться в квартире хозяином; полагаю, в мое отсутствие он будет созывать друзей на партии в домино.
Затем я просмотрел скопившуюся примерно за неделю почту, заполнил бланк взноса на текущий счет, выписал несколько чеков на особо докучливых кредиторов, протелефонировал «Фифе-по-вызову» и продиктовал дюжину писем, после чего приступил к ланчу.
Перед всякой длительной экспедицией я обычно принимаю внутрь такой же ланч, как тот, что Крыс приготовил для Морского Крыса, и они съели его, сидя на травке дорожной обочины. Крыс, как помните вы, мой образованный читатель, «…сложил непритязательный провиант, куда… с тщанием включил ярд длинной французской булки, колбасу, в которой пел чеснок, немного сыра – тот лежал и плакал, а также длинношеюю флягу, оплетенную соломой и содержавшую в себе жидкое солнышко, собранное и засыпанное в закрома на дальних южных склонах»[103].
Мне жаль тех, чья слюна не истекает от сочувствия к сим восхитительным строкам. У скольких мужчин моего возраста вкусы и аппетиты отдаленно диктуются этими – более чем полузабытыми – словами?
Джок отвез меня на двор мистера Спинозы, где мы загрузили «Серебряного Призрака» моими чемоданами (один – свиной кожи, другой – парусиновый) и сумкой с книгами. Десятник Спинозы с едва ли не японским вкусом не стал выправлять кувалдой вмятинку от пули в дверце, но рассверлил ее и инкрустировал диском из полированной латуни с аккуратно выгравированными инициалами Спинозы и датой, когда тот отправился на встречу со своими ревнивым богом – «Творцом творцов всех сотворенных марок», как умело ввернул Киплинг[104].
С великим трудом нам со Спинозой удалось отговорить Крампфа ставить на «Призрака» коробку скоростей с синхронизацией: теперь каждая звездочка и шпиндель в ней были идеально точной копией оригинального содержимого, а тридцать тысяч миль симулированного пробега с большой любовью втер в них шкодливый подмастерье. Шестерни сцеплялись так, что мне приходила на ум теплая ложка, погружающаяся в крупную порцию икры. Десятник же предпочитал метафору более