Возразить было нечего.
Конечно, всегда можно отделаться демагогическим заверением или утверждением… Но боже, сколько демагогии в директивах и приказах, в газетах и по радио!..
Да, но ведь не русские на Одере, а германские дивизии на Дону и на пути к Кавказу!..
Фон Виттерсгейм сказал:
— Больше всего я хотел бы знать, какими резервами располагают русские. Я начинаю сомневаться… Боюсь высочайших заверений.
Паулюс медленно, раздумчиво пригладил волосы: хорошо, если б армией командовал фельдмаршал фон Рейхенау. Тот мог возразить даже Гитлеру. Тот мог воспротивиться, настоять на своем…
Но разве русские станут от этого слабее?
В полдень доложили, что танковые корпуса соединились, что русских взяли в кольцо.
Генерал фон Виттерсгейм сказал:
— В этом были уверены все. Даже русские. Теперь начнется главное.
* * *
О том, что именно сейчас начнется главное, знал генерал Жердин, командиры дивизий… А для солдат, что сидели в окопах, в зарытых танках, это главное происходило каждый день вот уже тринадцать месяцев. Они даже не догадывались, что полностью окружены… Помнили только, что позади Дон, а за ним — Волга и Сталинград.
Умирать всегда страшно. Но война докатилась до края земли, вплотную подступило то, что было страшнее смерти.
«Юнкерсы» взвывали и падали, все падали, как вначале войны, как под Харьковом, рвали передний край обороны; солдаты впивались в твердокаменный суглинок, оглохшие, осатанелые, привычно ждали, когда кончат бомбить, чтобы подняться, подползти… Чтобы стрелять.
Так продолжалось и день, и два, и три…
Солдаты потеряли счет времени: не знали, какое число, который час, в который раз поднялась в атаку вражеская пехота.
Нынче бомбили старательно и деловито, и по тому, что бомбили дольше обычного и, кажется, точнее, помкомвзвода Грехов понял, что немцы пойдут напролом. И командир батальона капитан Веригин понял, и Семен Коблов…
Отступать было некуда — позади Дон. И не приказано отступать. За ними, сказывают, никакого войска больше нет. Не удержат немца тут, на Дону, — что будет?
Оно понятно, если командный пункт дивизии в полверсте от передовой и сам командующий, генерал-лейтенант Жердин, на этом берегу, не ушел за Дон…
Все понятно.
«Юнкерсы» вальяжно переворачивались на крыло, с воем падали в пике, и красноармейцы, коим хуже смерти надоело лежать, уткнувшись в землю, подымали головы, видели очкастых немецких летчиков. Те спокойно глядели вниз, выискивали цель.
Кажется, немцы бросили на плацдарм всю авиацию.
Блиндаж командующего, срубленный из дубовых бревен за одну ночь, мог бы простоять сто лет. Саперы делали его со всем старанием, чтобы он простоял трое суток.