Не дошли…
Пулеметы били и справа, и слева, и где-то наверху… Автоматы, словно швейные машинки, выстукивали коротко, ровно, торопились то ли догнать, то ли остановить, сшибались в беглом говоре, захлебывались насмерть.
— А что Овчаренко? — спросил Михаил.
Но Лихарева рядом уже не было. И Коблов куда-то пропал. Огненные трассы, красноватые, Михаилу казалось — с дымком — неслись, нанизывали серые квадраты окон, не давали высунуться. А навстречу им — реденько… И трассы светлые, голубоватые, нестрашные. Что для немцев эти трассы?
Мишка поднимается и снова падает, прямо у самой стены, возле пролома. Огненные светляки над самой головой. Рядом стучит, захлебывается пулемет, кто-то кричит незнакомым голосом:
— Ленту давай!
Кто-то придушенно ругается, немощно, тоскливо стонет:
— Пакет… В кармане.
Тягучие огненные трассы с одной и с другой стороны липнут друг к другу, перед глазами занялась искряная шутиха, сквозь нее не протиснуться, ни пробиться.
До площади Павших Борцов, до универмага совсем близко. Но все-таки лучше — закрепиться. Ночью пустит разведчиков, а утром…
У Михаила Агаркова есть опыт… Надо закрепиться, подавить огонь. Однако опыт, умение ничего еще не значат. Потому что есть комбат Веригин и есть приказ. У комбата Веригина тоже есть опыт, и у командира полка. Но тоже — приказ. Все дело в том, что приказ можно выполнить по-разному. Тот, кто поднимается первым, старается найти, даже бессознательно, самое безопасное решение. Однако это решение не всегда бывает правильным. Тот, кто приказывает издали, не может дойти до каждого человека в отдельности: если его решение бывает и правильным в рамках поставленной задачи, оно влечет такие потери, которые, случается, стоят неизмеримо дороже достигнутой цели, а следовательно, тоже является неправильным.
Нет весов, на которых можно взвесить действия в бою. Есть задача и боевой приказ… Рассуждать начинают после, когда ничего уже нельзя исправить, когда не надо искать виноватых и правых. Потому что правы были все.
Бесспорно правыми остаются лишь мертвые.
— Вперед! Приказываю — вперед!
Словно ударили по голове.
— Вперед!
Кровавая пелена перед глазами пропала. Близко, вплотную увидел капитана Веригина.
— В атаку! Впере-ед!
Потом, через пятнадцать минут, старший лейтенант Агарков, как ни старался, не мог вспомнить ничего, что было вслед за этим приказом. Он лишь видел пистолет перед глазами.
— Почему остановились?
Мишка рванулся к Веригину:
— Стой!
Потом не мог поверить самому себе. Стараясь припомнить, не мог допустить, что велел остановиться командиру батальона.