А сейчас — отнимают.
Запах леса напомнил о родных, о родном…
Ощутил твердь в ногах, переставил винтовку, шагнул к другому кусту…
— Вер ист да?
Шибануло по голове: немцы! Упал, прижался к земле, лапнул пистолет. А над сырой пахучей землей только дождевой липкий шепот.
Может, показалось, померещилось?.. Откуда голос? Впереди кусты, за ними лес… Покосился в сторону: чистое место, никого не видно. Значит, впереди. Ничего, он успеет, в пистолете полная обойма. Пистолет в руке, перед глазами.
Может, все-таки померещилось?
Иван Степанович не чувствовал уже ни сырости, ни холода, ни боли… Он только слушал. И ждал. Подумал: «Чертовщина». Поднял голову…
— Кто это есть?
Ну да… Ощутил в руке железную шероховатость пистолета. Скользнула нелепая мысль: «Пистолеты дают командирам, чтобы не сдавались».
Приподнялся на локте:
— Я — полковник Добрынин! А ты что за сволочь?
Ждал: сейчас хлестнет. Но тут же понял, что постараются взять живым. Лежал, ждал. Рука с пистолетом дрожала. А может, не стоит ждать?.. Зачем терять свой шанс?
Куст впереди шатнулся:
— Товарищ полковник! Товарищ полковник!..
Низкорослый маленький человек выскочил на открытое: шинель до колен, обмотки, пилотка на самые уши…
Иван Степанович поднял пистолет.
— Товарищ полковник!
Боец бежал прямо, винтовку держал неловко, у самого штыка — стрелять не собирался.
Свой!
Верил и не верил.
Боец подбежал: личико острое, небритое. Подбежал и опустился на колени. Зачем-то сдернул с головы пилотку, и Добрынин увидел испуганные глаза. И шинель, и винтовка не шли к нему, не лепились. Непонятно, зачем стащил с головы пилотку… Наверно, от доброты. Ему бы соломенную шляпу с широкими полями да пастуший кнут…
— Товарищ полковник… — испуганно повторил боец и нерешительно протянул руки.
Из-за кустов показался второй, в каске и плащ-палатке, в очках, с немецким автоматом. Лицо чистое, весь аккуратный. Маленький солдат испуганно оглянулся на него, схватил Добрынина за руку:
— Товарищ полковник!..
Холодным шилом ткнуло под ложечку: никто не узнает — ни Жердин, ни Суровцев… Сын не узнает.
Полковник Добрынин поднял пистолет. Но нет… Он только хотел поднять. Маленький солдат схватил его за руку.
* * *
Многое из того, что было дальше, выпало из памяти, точно сдуло черным ветром, вымыло холодным дождем… Отдельные моменты, эпизоды стояли перед ним неправдоподобно ярко: гудит, наваливает танк с черным крестом на лобовой броне, поворачивает пушка… Сырой рассвет и злобный окрик: «Вер ист да?» И люди в русских плащ-палатках, в русских касках и обмотках… Кто-то кричал: