Ночами Суровцев и Добрынин подолгу колдовали над картой, изучали фронт, сопоставляли, думали. Иногда спорили. Но в главном сходились: летом надо обороняться. И хоть лето обещало быть многотрудным и кровавым, Суровцев был спокоен. Потому что — понимал.
А когда понимает командир, поймет и солдат.
Нынче все перевернулось.
Не обращаясь ни к кому, словно боясь оторваться от собственных мыслей, подполковник Суровцев сказал:
— Только что звонил командующий. Через полчаса будет у нас, — помолчал, добавил: — Пленного майора сейчас приведут. Я приказал…
Добрынин спросил:
— Комиссар — что там?
Тихо, не скрипнув, не хлопнув дверью, вошел Забелин. Потянул руку под козырек… Оглядел всех, сказал торопливо:
— П-прошу прощения.
Суровцев поморщился: он не любил в комиссаре, как он считал, излишнюю интеллигентность.
Забелин осторожно снял шапку, поискал глазами, куда положить. Бинты на голове свежие, проступила кровица — должно, сделали перевязку. Вчера Добрынин посетовал, что Забелин слишком часто бывает в окопах переднего края. Тот сконфузился, но ответил четко:
— Главной своей обязанностью считаю — н-находиться среди бойцов. А еще — не мешать к-командиру.
Сейчас, без всякой связи, Добрынин подумал: «Дай-то бог…»
В окно засматривал апрель, в прихожей шумел самовар, и пожилой боец, который привычно хлопотал возле него, уже три раза выжидательно взглядывал на командира дивизии: подавать или не подавать? Но полковник Добрынин словно забыл о чае… Вопросительно глянув на комиссара, приказал доложить обстановку.
Противник вел себя спокойно, в одни и те же часы и минуты открывал минометный огонь, постреливали снайперы, по ночам на ничейной полосе ползали разведчики. Поисковые группы натыкались друг на друга, вспыхивала перестрелка. Потом опять все затихало, глаза и уши наблюдателей щупали настороженную ночную темень…
Немцы к чему-то готовились.
Командование Юго-Западного направления решило наступать. Оно считало, что наступление из Изюмского выступа на север, из района Волчанска — на запад и от Белгорода — на юго-запад по сходящимся на Харьков принесет успех.
А если наступление сложится неудачно?
Тогда оно будет на руку немцам.
Риск ничем не оправданный. Жердин так и заявил. Но командующий Юго-Западным направлением тоже заявил…
Не допустить наступления мог только Верховный.
Жердин вошел — долговязый, худой, насупленный. Все поднялись, замерли. Он глянул сердито, подернул фуражку за козырек:
— У вас что, собрание деревенской ячейки? — изба, самовар, хозяин в прихожей…
Полковник Добрынин не успел ответить: распахнулась дверь, через порог шагнул, вытянулся старший лейтенант Веригин.