— Это просто было ни к чему, — устало говорит он.
Усталость сложно объяснить тем, кому ещё не перевалило за сто.
— Я так и понял, — отвечает Ольгерд, отводя глаза.
В грязной комнате корчмы он выглядит ещё более неуместно, чем в стенах своего заброшенного дома. Абсолютный диссонанс. С этими его закатанными рукавами белой рубашки и плавными жестами, рассчитанными на то, чтобы их увидели, фон Эвереку самое место в огромной и светлой зале с высокими окнами и тяжелым бархатом штор. В дворянском балагане Туссента, но никак не в Темерии.
— В юности, — говорит Ольгерд, запрокидывая голову и глядя на неровный потолок, — у меня был старый отцовский том, назывался «Добрая книга». Может быть, ты слышал о таком.
Геральт смотрит на него и вспоминает, как на точно так же запрокинутое лицо падал лунный свет.
— Там была одна любопытная глава, где говорилось, что, спасая жизнь любого живого существа, ты будто… становишься для него…
Ольгерд не договаривает — замолкает.
Он постукивает кончиками пальцев по губам.
Он прикрывает глаза и почему-то тихо смеётся, демонстрирует две выемки на щеках и морщины в углах синих глаз. Это первая открытая улыбка, которую Геральт видит на этом лице, и у него перехватывает дыхание.
Будто где-то рядом засмеялась Трисс.
— Ты вернул мне сердце, — произносит вдруг Ольгерд сквозь смех, разводя руками. Кольцо в ухе на секунду ловит отблеск огня и загорается настоящим золотом. — А я ведь не просил тебя об этом, я просто не хотел умирать, а не…
Повисает тишина. В окно ударяет ветка сухого клёна. Снова поднимается ветер, вдалеке гулко гремят первые раскаты грома — вот-вот по стеклу начнёт колотить ледяной водой.
Зараза. Очень в духе Темерии.
Ольгерд тоже слышит — отводит глаза, медленно выдыхает. Хлопает себя по коленям и поднимается на ноги. Всем своим видом — прощается.
— Что же. Нужно добраться до моей берлоги, пока не начался ураган, — говорит, поправляя пояс кунтуша.
Геральт болезненно морщится, резко поднимается следом.
Он и сам понять не успевает.
У самой двери просто ловит его за локоть здоровой рукой, как поймал бы любого другого человека, который собирается уйти посреди незаконченного разговора. Ольгерд удивлённо поднимает брови и оборачивается через плечо.
Вопрос летит ему прямо в лоб:
— Без него было лучше?
Синие глаза смотрят слишком внимательно, но Геральт не отводит взгляд.
Он чувствует пальцами мягкую ткань, запах которой уже не шибает по мозгам с такой силой. Он будто впитался в подкорку, стал частью чего-то, к чему очень легко привязаться.
— Я привык без него, — вдумчиво подбирает слова фон Эверек после паузы. — Свиньи не замечают грязи, потому что живут, изгваздавшись в ней от носа до самого хвоста. С людьми точно так же. Рано или поздно они ко всему привыкают.