Отношения Сергея и Варвары были настолько неопределенными, что сама она устав мучиться надеждами и попытками объясниться, согласна была уже на то, что есть. Никаких слов он ей не говорил, вел себя с ней на людях, да зачастую и наедине, по-прежнему, редкие порывы страсти никак после не комментировал, а, наоборот, мог уйти наутро и не появляться два-три дня. По началу, окрыленная любовница, по женской своей логике решила, что теперь они являют из себя пару и попыталась одаривать нового спутника теми радостями, что сама считала стоящими. Например, созвала гостей на именной ужин в честь Сергея. Он не явился вовсе. Попадая впросак, Варвара пробовала обижаться, но Сергей вежливо раскланивался, обещая зайти позже, когда хозяйка будет в настроении. Выяснять с ним отношения оказалось делом практически невозможным. Он ускользал. Она смирилась. На вопросы общих знакомых: «А что нынче Сергей Осипович?», она научилась отвечать оплывшими фразами: «Был зван, если дела позволят – будет непременно». Что устраивало всех и отменяло вопросы последующие.
Единственное, что Горбатов благосклонно принимал от Мамочкиной – это устройство его публикаций. Уже вышли подборки прежних лет в двух солидных журналах и на вычитку приносили из типографии гранки его полного сборника, что готовился к тиражу в следующем месяце. Варвара прикармливала издателей, а тот господин, что ходил с ними на пароходе, стал теперь чем-то типа личного литературного агента при Сергее.
Лекарства было вдоволь, но Сергей, памятуя о приятных днях поездки и уже понимая, что и без порошка он может чувствовать себя не хуже, чем с ним, старался лишний раз не злоупотреблять, но таскал из запасов коробочки, чтобы не возникало вопросов, а было пополнение. К тому же еще не прошел страх после обморока, случившегося с ним до отплытия. Так у него возник некий личный запас в доме у тетки. По-прежнему, не было только наличных. Просить и брать деньги у Варвары он считал ниже своего достоинства.
И вот, как-то раз, сидя дома и выдерживая очередной воспитательный момент для Варвары, он так и так крутил и рассматривал предложение, полученное от барона на палубе. Прикинув все риски, пребывая нынче в состоянии ясной памяти и сознания, он решил, что опасность не превышает возможной выгоды. И он решился открыть все Татьяне. Вначале та возмутилась. Потом и вовсе рассвирепела: «Ты, братец, совсем докатился! Не смей трепать мое имя с какими-то проходимцами! Тетка будет заниматься мной, только в том случае, если этот год я буду вести себя идеально. Я ей обещала, что наша фамилия не будет упомянута ни в одном происшествии. Уж будь любезен, посодействуй мне в этом. Год – это не так долго! Можешь ты не влезать никуда хоть сейчас? Пощади меня».