Павел опять долго молчал, Бруно терпеливо ждал. Странно, но он чувствовал, что нельзя торопить старика, хотя бы из вежливости.
– У меня была врачебная практика до того, как приехал сюда, – наконец высказался Павел.
– Практика? – Бруно это слово было незнакомо. – И у вас плохо получалось?
– Очень хорошо, – улыбнулся старик. – Видишь ли, я всегда хотел быть врачом. С самого детства. Когда я был в твоем возрасте, ни о чем другом я уже не помышлял.
– А я хочу быть путешественником-исследователем, – поспешил сообщить Бруно.
– Что ж, удачи тебе.
– Спасибо.
– Ты уже совершил какое-нибудь открытие?
– В нашем доме в Берлине я провел много экспедиций. Но там у нас большой дом, больше, чем вы можете вообразить, поэтому там было что исследовать. Здесь не так.
– Здесь все не так, – согласился Павел.
– Когда вы приехали в Аж-Высь? – спросил Бруно.
Павел отложил морковку, нож и посмотрел куда-то в сторону.
– Мне кажется, я всегда был здесь, – прошептал он.
– Вы здесь родились?
– Нет, – Павел затряс головой, – нет.
– Но вы же сказали…
Он не успел закончить – снаружи раздался голос мамы. Стоило Павлу услыхать ее, как он проворно вскочил и вернулся к раковине, прихватив с собой морковь, нож и газету, полную очисток. К Бруно он повернулся спиной, сгорбился и рта больше не открывал.
– Господи, что с тобой? – воскликнула мама, появляясь в кухне. Наклонившись, она разглядывала повязку.
– Я построил качели и упал с них, – объяснил Бруно. – А потом они еще ударили меня по голове, и я чуть сознание не потерял, но Павел спас меня, принес сюда, промыл рану и наложил повязку. Очень щипало, но я не плакал. Я ведь ни разу не заплакал, правда, Павел?
Павел повернулся к ним вполоборота, но спины не разогнул.
– Рана промыта, – тихо сказал он, не отвечая на вопрос Бруно. – Беспокоиться не о чем.
– Ступай к себе, Бруно. – Мама явно чувствовала себя неловко.
– Но я…
– Не спорь со мной… Иди в свою комнату! – приказала она.
Бруно слез со стула и оперся на ногу, которую он отныне решил называть «моей деревяшкой»; нога немного побаливала. Пересекая прихожую, Бруно услышал, как мама поблагодарила старика, и обрадовался: ведь ясно же, что если бы Павел вовремя не подоспел, он, Бруно, истек бы кровью и умер.
Но затем он услыхал кое-что еще – фразу, которой мама закончила разговор с кухонным слугой, провозгласившим себя врачом.
– Если комендант спросит, скажем, что рану обработала я.
Бруно подумал, что это ужасно некрасиво с маминой стороны – приписывать себе чужие заслуги.