Тогда я или окончательно свихнусь, или всё-таки сгорю в невидимом пламени.
К моей великой радости и одновременно к немалому разочарованию, охранник сидел, уронив голову себе на грудь. Веки сомкнуты, изо рта вырываются короткие храпы.
Не отдавая себе отчёта в том, что творю, я подхватила несуразные туфельки и на цыпочках поспешила по коридору, дрожа от волнения и холода, ледяными иглами коловшего босые ступни, вчитываясь в имена на обрамлённых виньетками табличках.
Как же величают нашу распрекрасную Алис? Софи что-то говорила… Мадмуазель де Фу? Или, может, дю Фи?
Нет, дю Файи!
Я с жадностью всматривалась в имена и сопутствовавшие им титулы, едва выделявшиеся во мраке на золочёных табличках. Мадам, мадмуазели, мессиры. Умом понимала, что затея моя не просто глупа, она отдаёт идиотизмом. Но поделать с собой ничего не могла.
Если он провёл с ней ночь, мне надо это увидеть. Убедиться воочию. Чтобы уже раз и навсегда сжечь между нами все мосты, обломки которых по-прежнему нас связывали или, вернее, привязывали меня к нему.
Хотя Моран мог и не остаться у любовницы на ночь. Или и вовсе пригласил её к себе. Впрочем, последнее было маловероятно. Он и меня, свою законную жену, из койки всё время выпроваживал. А уж какую-то не обременённую чувством собственного достоинства девицу…
Комната этой самой девицы обнаружилась в самом конце коридора. Следуя за тенями, отбрасываемыми гаснущим пламенем канделябров, я приблизилась к покоям мадмуазель дю Файи. Потопталась перед закрытыми дверями с минуту, а может, две.
Чувствуя, как в груди замирает сердце, нагнулась, чтобы заглянуть в замочную скважину. Как и следовало ожидать — видно ничего не было. Что ещё больше распалило моё желание докопаться до истины.
Как бы ни было потом больно…
Надавила на ручку, оканчивавшуюся красивой завитушкой. Странно. Алис настолько беспечна, что не стала запираться? Или, охваченные страстью, любовники позабыли о минимальной конспирации.
Скрипнув от злости зубами, я распахнула створку. Шагнула в полумрак, смешанный с мерцанием звёзд, бессовестно заглядывающих в окна. Я вот тоже заглянула бессовестно, готовясь к самому худшему.
Но то, что увидела, повергло меня в шок. Алис лежала на постели. К счастью, одетая.
К несчастью — мёртвая.
Это поняла сразу. По неестественно бледному лицу девушки с резкими заострившимися чертами, очень похожим на дорогую элеанскую маску. По широко распахнутым глазам в обрамлении по-кукольному длинных густых ресниц. Остекленевший взгляд застыл на лепном узоре капители, подпирающей свод.
Одна рука безвольно свисала с кровати, касаясь побелевшими пальцами тяжёлого бархата балдахина. Трясясь от ужаса, я тем не менее шагнула ближе. Ещё и ещё, едва не наступив на осколки, в которые превратился бокал, наверное, выскользнувший из руки Алис, когда она… умирала. Вино пурпурным пятном расползлось по светлому ворсу.