* * *
Из беспамятства Серласа грубо вытаскивают прямо за глотку. Он еле открывает глаза и видит темное пятно, от которого несет гарью и паленой плотью.
Нет. Это воздух пропах гарью, в нос забивается зола, а дым до слез застилает глаза. Серлас надсадно кашляет.
– Уходи отсюда, иноземец, – басит над ним грубый голос Финниана. Он гремит в ушах, в самой голове, во всем, кажется, теле.
Нечем дышать.
– Ну! – повторяет кузнец. – Поднимайся на ноги, проваливай из города!
Он лежит на земле за воротами Трали. Лицом в пыли. Финниан нависает над его телом, словно карающая длань.
– Убей, – сипло выдыхает Серлас.
– Что?
– Убей меня, – настойчиво шепчет он. Финниан отскакивает и открещивается.
Вокруг царит ранее утро. Жизнь продолжает свой неспешный бег: шумит у берегов гавани океан, шелестит листва большого тенистого дуба перед городскими воротами, вдалеке щебечут редкие птицы. Только воздух пропитан полынной горечью, гарью и копотью, что заползла прямо в легкие и осталась там чернотой, которая не исчезнет никогда.
Кузнец сплевывает себе под ноги и глядит на него устало, вымученно. Но совсем не злобно.
– Вставай, Серлас Из Ниоткуда. Здесь тебе больше не рады.
Серлас не желает вставать. Не желает идти куда-то, не желает жить. Лучше убить его, слабого, трусливого и безвольного. Лучше забвение, чем существование в мире без цели.
Имя Нессы он боится произнести даже в мыслях.
– Твой дом сожгли, – кроша его последние надежды, говорит Финниан. – Но Мэйв сберегла дитя. Она ждет тебя у побережья на западе. Иди туда.
Образ маленькой Клементины с трудом удерживается в сознании Серласа. Ребенок. Дитя женщины, которую он сгубил своим страхом.
Ты дал слово, Серлас.
Он поднимается с земли медленно и неуверенно; встает сначала на колени, опускает руки в дорожную пыль, выдыхает. В последний миг, едва Серлас чувствует, как его ведет в сторону от слабости, грубый кузнец неожиданно мягкой рукой помогает ему удержать равновесие.
– Чтобы ты знал, – говорит он неуклюжими, ломаными фразами, – ее могли бы пытать. Отвезти в Дублин и там… Уж лучше здесь, без лишних страданий.
Серлас ничего не отвечает. У него нет слов, чтобы сказать хоть что-то. Горожане Трали не заслужили ни звука, а Финниан, держащий его, связанного, все то ужасно долгое время, что пылал костер, не заслужил даже взгляда.
Но он был единственным, кто сказал ему напоследок доброе слово.
– Она любила тебя, иноземец, – говорит Финниан, коверкая звуки. Серлас идет в сторону западного берега на встречу с Мэйв и ребенком Нессы, которого отныне поклялся оберегать от участи ее матери.