— Пей, Виола.
— А что там? — повторно интересуюсь я. Ну не отравить же они меня собрались, в самом деле. Родная мать с бабушкой!
— Немного золотой пыльцы, немного фиалок, немного роз, — отмахивается бабушка. — Пей, тебе понравится, — и поворачивается к маме, непринуждённо улыбаясь.
Но я ловлю виноватый взгляд мамы… Он многое мне говорит.
— Спасибо, бабушка. У меня аллергия на розы, — и поднимаю бокал, собираясь его вылить.
На меня падает золотистое облако, любопытные виспы с визгом шарахаются от стола, а моя рука замирает на мгновение… И подносит ко рту бокал.
Прелестно! Меня хотят напоить какой-то гадость, а когда я разгадываю их злодейский план, они, вместо того, чтобы извиниться, ещё и заставляют меня эту дымящуюся бурду выпить. Магией. Родная мама с бабушкой! Куда катится этот мир?
От злости у меня прибавляется сил, и рука снова опускается, а пара капель из бокала падает на пол. Хотя бы паркет под ними не дымится. Уже стоит быть благодарной, да — не кислоту родной дочери и внучке подали.
Бабушка сжимает свои маленькие кулачки, смотрит исподлобья на меня и вся светится золотой пыльцой.
— Пей, я сказала. Глория, помоги.
— Виола, это для твоего же блага, — клишировано оправдывается мама и тоже светится.
Снова бокал у моего рта. Снова я пышу, искрюсь от злости и несправедливости — рука опять опускается. И так раз пять — туда-сюда.
В самом деле, это уже смешно!
— Сильная, — с неожиданным одобрением говорит моя добрая любящая бабуля. — Сильная — это хорошо. Виола, выпей — по-хорошему.
— А по-плохому — как? — шиплю я в ответ.
Бабушка прищуривается, берёт столовый нож, поворачивается к милому мальчику Раулю, хватает его за волосы, вынуждая встать перед ней на колени, и приставляет этот нож к его глазу.
— Мама, это уже слишком!
— Тише, Глория. Все средства хороши, если цель ясна — я тебя этому учила. Виола, мальчишка умрёт, если ты не выпьешь.
— А как же твоя счастливая старость, бабуля? — мой голос пугает даже меня: так ведьма должна проклинать обидевшего её человека. Очень обидевшего, сильно.
— Найду другого, — невозмутимо откликается бабушка, а я встречаюсь с Раулем взглядом. И понимаю, что если не выпью, совесть будет мучить меня всю оставшуюся жизнь. А эффект от любого долговременного зелья, если верить здешним учебникам, длится всего год. Так что выбор очевиден.
Я встаю, беру бокал и пафосно, зато искренно говорю бабушке:
— Я тебе это ещё и припомню.
Та улыбается, и я, чтобы не видеть ни глаз Рауля, ни её издевательской улыбки, опускаю взгляд в бокал, потом зажмуриваюсь и выпиваю.