— Уберите, — прошу я, и зеркало в мой рост увозят.
Часы отбивают половину шестого.
Со вздохом я смотрю на свои руки в лимонных шёлковых перчатках, длинных, до локтя. Понимаю, что менять наряд поздно. Что ж, побуду куклой. А по возвращении поговорю со старшей горничной — за что она меня так не любит?
Дамиан стоит у окна моей гостиной, освещённый тусклыми красноватыми лучами вечернего солнца. В строгом чёрном бархатном костюме по местной моде а-ля наше позднее Возрождение, спиной ко мне, облитый светом, он кажется чем-то неземным, конечно же, очень красивым, но и… Сломанным. Как выброшенная кукла.
Я вспоминаю издевающийся вкрадчивый голос из сна, и понимаю, что это всё не шутка. Это уже не смешно. Он, этот голос, эта маска, сломал что-то в моём Дамиане. Что-то треснуло, и с каждым мгновением эта трещина растёт… А ведь совсем недавно я видела, как Дамиан сияет. Его любовь ко мне светилась — и меня грел этот свет. Как это могло уйти так быстро?
Дамиан оборачивается, и на мгновение — недолго, всего-то секунда — но я ясно вижу обречённость в его глазах. Она очень яркая, очень заметная, эта обречённость.
— Виола, — он улыбается и идёт ко мне. И я к нему, и тоже улыбаюсь. Так же фальшиво. — Ты прекрасна.
— Серьёзно? — усмехаюсь я. — Похожа на громадный лимон?
— На что?
Значит, тут не растут лимоны…
— Такой кислый фрукт, по цвету — как я сейчас.
Дамиан, кажется, не слушает: он берёт меня за руку, подносит к губам — но вместо того, чтобы дать поцеловать, я сама подаюсь к нему и легко целую его в губы.
— Я рада тебя видеть.
Глупая фраза, ею не разбить отчаяния и фальши и между нами. Ну как же так: какая-то иллюзия, какой-то голос во сне — и всё наше счастье летит в тартарары. Настолько хрупкое? А казалось таким сильным, таким огромным…
Дамиан смотрит на меня — даже высокая, как сейчас, я всё равно ниже его. Дамиану приходится наклонять голову, чтобы заглянуть мне в глаза, когда я так близко.
— Всё хорошо? — зачем-то спрашиваю шёпотом.
Ломкая, больная улыбка служит мне ответом.
— Да. Всё хорошо.
Киваю.
— Мы, наверное, опаздываем.
— Да…
— А может, пусть Ромион сам едет?
Дамиан усмехается.
— А потом он так разноется, что от него совсем житья не станет? Едем, Виола, мы и правда опаздываем.
И выводит меня — быстро, мы и правда торопимся — вон из моих комнат, по коридору к лестнице, мимо слуг, мимо залитых солнцем окон, мимо глазеющих на нас придворных…
— Ноет? — удивляюсь я, почти вприпрыжку спеша за Дамианом к карете. — Ромион умеет ныть?
— Ещё как, — усмехается мой демонолог и вместо лакея помогает мне взобраться по ступеньке.