– Наверно, весь дом на уши подняла своей пальбой?
– Да нет, зачем? Когда один раз стреляешь, все думают, что в автомобиле взорвался карбюратор.
– Хм-м… – только и протянул я.
– Да, кстати… – Она будто о чем-то вспомнила. – Когда твое сознание пропадет, я тебя заморожу. Не возражаешь?
– Делай что хочешь, – пожал я плечами. – Я все равно уже ничего не почувствую. Я буду где-нибудь на причалах Харуми,[125] можешь меня оттуда забрать. Белая машина, «карина-1800» называется. С турбонаддувом и двумя распредвалами. Как выглядит – я объяснять не умею. В магнитофоне будет играть Боб Дилан.
– А что такое Боб Дилан?
– Это когда дождь за окном, а ты… – Я хотел было объяснить, но раздумал. – В общем, такой певец гнусавый.
– Сначала я тебя заморожу, а там, глядишь, дед придумает, как тебя обратно оживить. Ты, конечно, не очень надейся, но шансы есть.
– Когда нет сознания, надеяться нечем, – одернул ее я. – А ты что же, меня сама замораживать собираешься?
– Да ты не волнуйся, я замораживаю хорошо. Дед меня на животных тренировал. Знаешь, сколько я кошек и собак уже заморозила? Все сделаю так, что пальчики оближешь. А потом спрячу тебя туда, где никто-никто не найдет… – Она помолчала. – А потом, если все будет хорошо, ты со мной переспишь?
– Даже не сомневайся, – твердо ответил я. – Если, конечно, тебе не расхочется.
– И сделаешь все как положено?
– Насколько позволят технические возможности, – сказал я. – Кто ж его знает, сколько лет пройдет.
– В любом случае, мне уже будет не семнадцать, – заметила она.
– Все мы стареем, – согласился я. – Даже замороженными.
– Удачи тебе, – сказала она.
– И тебе, – отозвался я. – Поговорил с тобой – точно камень с души свалился.
– Потому, что надежда появилась, да? Но ты учти, она совсем небольшая. Я не знаю, чем все кончится, так что…
– Да нет, не поэтому. Хотя, конечно, за надежду спасибо. Просто – здорово было с тобой поболтать. Услышать твой голос. И узнать, что у тебя все в порядке.
– Может, поболтаем еще?
– Да нет, этого хватит. Времени почти не осталось.
– Эй, – спохватилась она. – Ты только не бойся ничего, ладно? Даже если ты насовсем пропадешь, я тебя до самой смерти помнить буду, слышишь? Из моей памяти ты не исчезнешь никогда. Не забывай этого, ладно?
– Не забуду, – пообещал я. И повесил трубку.
Ровно в одиннадцать я отлил в ближайшем туалете и вышел из парка. Затем сел в машину и, представляя в красках и лицах, как меня будут замораживать и куда денут дальше, погнал машину к порту. Всю Гиндзу заполонили одинаковые мужчины в темных деловых костюмах. Задержавшись у светофора, я машинально поискал глазами библиотекаршу – не снует ли между универмагами. Но, к сожалению, не нашел. В плотной толпе мелькали сплошь незнакомые лица.