Когда мы добираемся до Омута, снег уже валит так, что перехватывает дыхание. Кажется, само небо, растрескавшись, вываливает на землю все, что скопилось у него в закромах. Попадая в Омут, снег тут же растворяется в бездонной синеве. Из-под белого савана, в который укутался мир, эта круглая омерзительная дыра глядит на нас зрачком огромной неведомой твари.
Мы стоим с моей тенью, остолбенев, и долго не можем сказать ни слова. Как и раньше, когда я приходил сюда, из-под воды несутся душераздирающие стенания, но на этот раз – возможно, под снегом – они кажутся еще сдавленнее и безысходней. Я смотрю на небо – слишком низкое, такое и небом назвать нельзя, – и на проступающий даже в снежной круговерти угрюмый контур Стены. Как ни странно, Стена, кажется, уже ничего не пытается мне внушить.
Стылый, угрюмый пейзаж – словно иллюстрация к Концу Света.
Очень скоро снег наметает сугробы у меня на пальто и на шапке. Можно даже не сомневаться – Страж давно потерял наш след. Я гляжу, как тень подходит чуть ближе к Омуту и, прищурившись, разглядывает жуткую синюю воду.
– Вот он, выход, – говорит моя тень. – Это ясно, как божий день. Городу больше нечем нас удержать. Мы свободны, как птицы…
Моя тень закрывает глаза, запрокидывает голову и подставляет лицо снежинкам, как дождю в летний зной.
– Чудесная погода, а? – смеется она. – На небе ни облачка! А ветер какой теплый – просто мечта!
Точно узник, сбросивший кандалы, моя тень распрямляет спину и будто становится выше. Силы возвращаются к ней с каждым мгновеньем. Она уже свободно передвигается без моей помощи.
– Я чувствую, – говорит она. – По ту сторону Омута – внешний мир. Наш с тобой мир! Ну как? Ты все еще боишься прыгать?
Я качаю головой.
Моя тень нагибается и развязывает шнурки на ботинках.
– Будем здесь ворон считать – в ледышки превратимся. Давай прыгать скорей. Снимай ботинки. Еще нужно ремнями сцепиться, чтобы в воде не раскидало. Не дай бог, выплывем в том мире по отдельности – век потом друг дружку не найдем…
Я снимаю шапку, которую одолжил мне Полковник, сбиваю ладонью налипший тяжелый снег. Старая солдатская шапка. Ткань на складках вытерлась и побелела. Наверно, старик носил ее лет тридцать, если не больше… Я еще раз отряхиваю шапку – и снова надеваю на голову.