Высокое поле (Лебедев) - страница 54
На следующий день, после обеда, родня стала разъезжаться. Последними собрались ехать на своей машине Танины родители, они забирали с собой и дядю Гришу. Папа уже прогревал мотор, когда Танечка вспомнила и закричала:
— Бабушка, а матрешку-то?..
Они взяли лопату и пошли — старый да малый — за дом. Одиноко и грустно торчал на месте роскошной ветки темный сухой стебель. Бабушка приноровилась, глубоко вонзила в мягкую землю лопату и вывернула большой ком земли.
— Собирай, дитятко, собирай! — а сама заторопилась к машине.
Девочка только ахнула в изумлении. Ей казалось, что из земли должна была выйти та же матрешка, а тут, на ее месте, оказался целый ворох розовых, разной формы и размеров, картофелин.
«Откуда?» — недоумевала она и выбирала все новые и новые клубни, вытряхивая их из белой путаницы тонких корешков.
— Чудо, чудо! — на манер матери, только тонким голосом, пищала она, подавляя горькие слезы огорченья оттого, что нет матрешки, и в то же время удивленно ощупывая твердые холодные картофелины.
Когда сложила в кучку свой урожай, а потом тряхнула еще раз темную ботву, она снова ахнула и присела.
— Матрешечка-а!..
В бахроме кореньев, приросшая головой к ботве, темнела ее матрешка. Она была уже не той — полной и красивой, теперь она вся съежилась, стала легкой, слегка водянистой и неприятной. Но в памяти Танечки она еще жила той матрешкой, о которой она думала целое лето. Девочка осторожно оторвала ее от ботвы. Потом она набрала на руку холодных клубней, сверху положила драгоценную матрешку, нежно, как самую лучшую куклу, прижала ее к груди и понесла к машине.
— Смотрите — чудо! Чудо! — кричала она, и ее еще не просохшие глаза были наполнены искренним удивленьем перед этим новым для нее чудом жизни.
Из машины торопливо вышла мама и смахнула из ее рук весь урожай.
— Платье! Новое платье, а она его, готово дело, извозила землей! Марш в машину!
Мама откинула ногой сморщенную матрешку, села в машину и сердито хлопнула дверцей.
Папа молчал. Потом взял со щитка газету и собрал рассыпанную картошку.
— Держи, дочка! — сказал он и положил кулек на колени к девочке.
— Курс на город! — крикнул в это время дядя Гриша, и машина мягко тронулась.
Танечка высунулась в окно. У забора одиноко стояла бабушка. Теперь от нее уезжали все. По ее сморщенному, но счастливому лицу текли светлые слезы. Она улыбалась сквозь них и слабо махала темной костлявой рукой, а возле ее ног, на земле, темнела такая же старая, сморщенная матрешка, чьи дети, выросшие от нее, уезжали сейчас в кульке…
Машину качнуло на ухабе — дернулись куда-то в сторону, вниз дом и береза с пустым скворечником, но девочка еще некоторое время видела, как бабушка шла за машиной, потом отстала и остановилась на пригорке.