— Дозвольте, — нагнулся из седла один из верховых.
Пьянников усмехнулся:
— Неужто грамоте обучен?
— Два класса с отличием прошел, — с похвалой о сослуживце сказал второй верховой, — шибко грамотный.
Казак прочитал бумагу.
— Значит, господин в дохе и есть чиновник почтового дела Холодулин?
— Сомневаешься? — Макар недобро смерил белогвардейца. — Не похож?
— Похож. Почему не похож.
— То-то же, — смягчился голос Пьянникова. — Как фамилия?
— Аникин, казак Долгинской станицы.
— Скажи мне, Аникин, вы сопровождаете купеческий обоз, что ночевал нынче в Махтоле?
— Так точно, тот самый.
— И войсковой старшина Редкозубов едет с этим обозом?
Верховые переглянулись, почти одновременно ответили:
— Не могем знать.
— Понимаю, про начальство не велено говорить. Ну а про женщин двоих, одна с дитем, разве тоже не велено тебе, Аникин, сказать?
Аникин удивился:
— Вы и про женщин осведомлены?
Второй верховой не удержался:
— Про женщин знаем, ваше благородие. Они оказались краснюхами.
Пьянников осек его:
— Тебя не спрашивают. Што они красные, мне известно. — И опять к Аникину: — Так в обозе эти женщины или где?
— Никак нет, в обоз они не попали. Одну прямо в Махтоле арестовал приказный Булыгин и погнал в Таежную, а другая, котора с дитем, с ночи сбегла из села…
Казака окликнул возница последней в колонне подводы:
— Ишшо ответ пришел на ваш доклад, указано прощупать санную тройку.
И тут Андрей Глинов дернул Пьянникова за рукав шинели: «Взгляни!» — и указал в сторону, с которой к обозу скакал верхоконный. Белогвардеец Аникин тоже заметил всадника:
— Как будто бы прапорщик Мунгалов. Из Махтолы напрямки через Дунькину сопку…
Да, это — Мунгалов. Он был от обоза уже на расстоянии ружейного выстрела и во всю глотку орал казакам:
— Хватайте их! Они красные, большевики… Офицер — главарь партизан, бей его!..
Семеновцы ничего не понимали.
— Ваше благородие, разве вы красные… — не верил Аникин.
Второй белогвардеец, приложив ко рту руки рупором, прокричал прапорщику:
— У них бумага от атамана.
Пьянников не стал дожидаться, когда семеновцы разберутся, что к чему, выхватил револьвер. Аникину не удалось вскинуть винтовку, а его напарник увернулся.
— Андрюха, за пулемет! Прапорщика не упусти.
Глинов сбросил с себя овчину почтового служителя, дал из «максима» по Мунгалову короткое «та-та-та». Высоко взял. Чуть опустил ствол, дал вторую очередь — она срезала прапорщика.
Лошадь понесла Аникина по-над колонной, он плетью свисал с седла вниз головой и чертил рукой придорожный снег. Второй казак во весь опор рванул в сопки, на ходу стреляя в воздух.