— И куда вы теперь меня?
— Тут недалече. Вон церковь… видишь? Там и привал, стало быть, будет.
Пока казаки препровождали его до церкви (это через всю площадь из края в край), он осмотрелся по сторонам. От атаманского двора слева тянулись разномастные ограды серебровских подворьев, нестройные амбарные ряды, камышовые повети с длинными коновязями, справа блестел гладкой поверхностью неширокий пруд.
Людей на площади было мало, не более полувзвода белоказаков да стайка ребятишек. Семеновцы сидели на траве, полулежали у изгородей, подпирали стены амбаров, балагуря меж собой.
«Эх, ребят бы моих сейчас сюда, оставили бы мы от есауловых вояк одни перышки…» — подумалось Тимофею.
У церковной ограды Тулагина в самом деле ожидал привал.
— Отдыхай покудова, — сказал ему старший конвоир. — Можешь присесть, чего стоять. Так оно лекшее будет.
Возле церкви трава была выбита от множества людских ног и конских копыт, и Тимофей опустился на мягкую пыльную землю. Он ощутил доброе умиротворение: сверху ласково грело полуденное солнце, снизу теплым духом дышала почва.
Вскоре на холеных, вороном и пегом, жеребцах подъехали груболицый есаул и затянутый в портупею поручик. От дворов, амбаров к церкви подошли несколько казаков.
Офицеры слезли с лошадей. Есаул повернулся к Тимофею, проговорил:
— Вот теперь ты не скажешь, что измываюсь над пленным, — По лицу его пробежала снисходительная ухмылка. — Ты, кажется, в бою со мной хотел встретиться?..
Он подошел к поручику, вытащил из его ножен шашку.
— Роман Игнатьевич, как вы можете?! — запротестовал тот. — Мою саблю — красному.
— Ничего-ничего, Калбанский, пусть подержит перед смертью приличное оружие, именную саблю белого офицера.
Есаул эффектным броском воткнул поручикову шашку в землю, отступил от нее шагов на пять, обнажил свою.
— Прошу к бар-рьеру! — произнес он с нажимом на «р».
Тимофей поднялся с земли с ощущением вдруг наплывшего на него страха. Нарастающий голос есаула усиливал это ощущение:
— Если устоишь против меня и отделаешься тем, что отрублю тебе руку вместе с саблей, получишь жизнь за смелость и мужество. Не устоишь, голову снесу с плеч, как шляпку с подсолнуха. Но заранее советую: помолись своему богу. Кто он у вас там, большевиков-коммунистов, Карл Маркс бородатый, что ли?..
Тимофей стоял в подавленной нерешительности. Было яснее ясного, что ему, раненному, измученному, сражаться с пышущим силой и энергией крепышом-есаулом просто бессмысленно. Даже если он выдержит, отделение казаков не случайно выстроилось полукольцом возле церковной ограды. Что делать? Как поступить? Тимофей почувствовал, что начинает дрожать как осиновый лист. Упасть на колени, запросить пощады?.. Ну, мерзкая человеческая слабость…