Они углубились в чащобу, где, казалось, никогда не ступала человеческая нога. Все здесь было скорее от сказки, чем от яви: высокие непроходимые кустарники, могучие стволы деревьев, вдруг вырастающие из-под земли мшистые скалы. Кари постоянно озирался, чтобы запомнить эти места, через которые, возможно, придется им возвращаться. А Тейт шел уверенно, он словно бы видел на земле невидимые знаки, по которым находил верную дорогу.
В лесу было сумеречно, солнце проникало сюда с трудом, и стояла здесь сырость, изрядно дававшая знать о себе. Это была не морская, а особенная сырость, со своим особым запахом. Тоже из сказок, которые рассказывались зимою у очагов.
— Не очень-то приветливый лес, — проговорил Кари.
— Погоди, — сказал Тейт, — может, приветит еще. Надо набраться терпения, как во всяком деле.
И вот они вышли на лужайку — такую зеленую, какая бывает только в мае. Вместо очага посредине пел свою тихую песню прозрачный родничок. Тоненькая струйка утекала куда-то влево, в кустарники. Вместо стен плотным строем стояли огромные деревья, а кровлю заменяло еще голубое небо. Здесь было светло и тепло, сырости не было и в помине.
Кари аж рот разинул от удивления. В один миг он оказался в царстве света и тепла, в царстве жизни — яркой, притягательной, чарующей. Возле родника — там, где он выбился из-под земли, пузырясь и играя мелким песком, — был положен кем-то огромный камень. Словно бы нарочно. На нем можно было и посидеть, и полежать. Но кто принес сюда эту глыбу? Какая для этого потребовалась сила?
Скальд прекрасно понимал состояние Кари: трудно было спокойно перенести резкую перемену: от мрачной жизни с кровью и смертью — к сказочному миру, от сумерек и сырости — к свету и теплу.
Тейт сел на камень и усадил рядом с собою Кари. Он сказал ему:
— Вот маленькое небесное око. — И указал на родничок.
Кари невольно посмотрел на небо, а потом на воду и сравнил их: они были одного цвета.
— Вот истинная жизнь, — сказал Тейт. — Здесь рождается краса — начало всего сущего. Из глубин земли вырывается живительная струйка, и нет силы, которая замутила бы ее.
— А те? — Кари кивнул на лес, в ту сторону, откуда пришли, в сторону, где только что бились насмерть Фроди с Ульвом и их братья.
— Да, — задумчиво произнес Тейт, — они способны на многое. Но ты обязан знать: этот родник сильней. Он могущественнее их, ибо бессмертен. — И озлобляясь все больше! — Ты видел, как издыхал этот задира в потоке воды? Ведь он других топил вот таким образом. А теперь — сам. Нет у меня к нему жалости, и к братьям его, и к Фроди! Совсем нет! Они умеют пронзить грудь более слабому, но, к счастью, им никогда не остановить это светлое течение.