— О чем задумался? — спросила мать во время ужина.
— Сам не знаю, — ответил сын.
— Мясо стынет…
— Успею…
Отец поглядел на него искоса. А потом проговорил словно бы между прочим:
— Весною в голову лезут всякие мысли. Особенно молодым.
Мать сказала на это:
— Зима слишком сковывает чувства. Они прячутся в глубине сердца, как в норе. С солнцем они выходят наружу, бередят душу…
— Это так, — подтвердил отец.
Потом все продолжали трапезу и, казалось, вовсе позабыли о задумчивом Кари. И вот тогда-то Кари сказал:
— Ульв и Фроди поссорились… Они дрались…
— Ты видел сам? — Отец перестал жевать.
— Да, сам.
— Что же ты видел?
— Как они дрались.
— Эти двое?
— Нет, еще и братья их.
— А ты?
— Я стоял за деревом. Вместе со скальдом Тейтом.
— Они тебя приметили?
— Нет. Тейт не разрешил мне вмешаться.
— Значит, никто не знает, где ты был и что ты видел?
Отец бросил кость в огонь.
— Когда слишком много знаешь, — сказал он, — то придется держать ответ. Рано или поздно. Каждый должен твердо знать: что ему следует ведать, а чего — нет. Такова жизнь. Без этого не проживешь и дня.
«Опять эта жизнь!» — подумал Кари.
— Говори дальше, — приказал отец.
Кари рассказал все, что запомнил из виденного на Форелевом ручье. И о скальде сказал, который цепко держал Кари возле дерева на потаенном месте.
— Скальд умен, — сказал отец. — Все, что слышали, должно умереть возле этого очага. Все поняли?
И, не дожидаясь ответа, встал и ушел в темный угол. И бросил уже оттуда, из угла:
— Забыть о слышанном, забыть о виденном… И не болтать. Не болтать, а заниматься делом. Завтра уходим за рыбой. В море.
Было поздно. Кари сидел на дубовом обрубке и смотрел на луну. Она была бледная, как песок на берегу фиорда. Такая бесцветная, бескровная, хилая.
Было ему тяжко. Наверное, очень он глуп — поэтому так тяжко. Наверное, просто цыпленок он — такой несмышленыш, который не может понять, где живет и почему живет. Ведь этак и щенок существует…
К нему подошел отец его — Гуннар, сын Торкеля. Уже немного грузный, морщинистый, пропахший морской сыростью, изъеденный солью… Он уселся рядом с сыном. Долго сопел, а потом сказал так:
— Нас теперь никто не слышит. В доме все улеглись. Наверное, человеку бывает кое-что непонятно…
Сын молчал.
— Да, да. Он живет, он дышит, он любит, он размножается. Часто подобно зверю. Да, да! Может быть, скальд Тейт тебе говорил что-либо иное?
— Нет, не говорил.
— И не может сказать! Ты у меня из сыновей остался один. Ты должен жить, но при этом непременно думать. Все время думать, думать, думать… А почему?
Кари промычал: