— Я Игнатий! …гнатий …натий …атий…
Отозвался трижды горный щит.
И хоть странно в памяти заныло:
«Не Игнатий ты, Игнатьев Нил…»
Да в Сибири каторжника Нила
Неповинно царь похоронил,
Оттого и вырвалось для зова
Имечко учителя, отца.
С ним он к людям возвратился снова,
С ним пройдет дорогу до конца.
Пусть оно прогреет и залечит
Душу, замурованную льдом,
И тогда отца увековечит
Сын своим талантом и трудом.
И пока он с бурным сердцем сладил,
Голосок внизу, на берегу,
Прозвенел:
— Я, дедушко Игнатий,
Эдак в воскресенье прибегу!
Значит, нынче тоже воскресенье?
Перечел он дней круговорот,
Небо вечер вызвездил весенний…
Май? Апрель?.. А год? Который год?
Сколько лет в безвестье пролетело?
Сколько впереди ему дано?
Он расправил сгорбленное тело —
Почему ж расправилось оно?
Он добыл огня и поднял факел
Над подземным зеркалом воды:
Первобытный пращур молча плакал,
Глядя на него из темноты.
Сивый волос, длинный и косматый,
Кожа — глины высохшей темней,
Борода проржавленной лопатой
И лохмотья грязные под ней.
Нет, не призрак смерти, не личина —
Это он, как есть, во плоти, сам —
Девяностолетний по морщинам
И умалишенный по глазам…
Прочь рванье!
В студеную водицу!
Смыть скорее смрадные пласты,
Как на светлый праздник обрядиться
В скорбные пожитки нищеты!
И уже от лезвия литовки
Отлетает сивая кудель.
Сколько было трачено без толку
Мертвых дней, задушенных недель!
А теперь легко, тревожно стало,
И душа промытая видна.
Вот лучина, пакля и кресало —
И огонь глотает глубина.
И явился, изможден и бледен,
Сквозь воды подсвеченную дрожь
Человек.
И ничего-то с дедом,
Никакого сходства не найдешь.
Красоты года не сокрушили,
Не вспахали бороздами лба,
А судьба еще и до вершины
Не дошла.
Жестокая судьба!
Из нее теперь он сказку сложит,
А дорыться до ее корней
Сон поможет. Сон всего дороже,
После сна и утро мудреней.
Сны за снами нитками тянулись,
То рвались, то путались в клубки,
То плутали по тенетам улиц,
То вели в леса, в особняки,
В храмы, в тюрьмы, в горные распадки,
Под шатры дневной голубизны…
Ох, как были горестны и сладки
Памятью разбуженные сны!
После них по слезке да по слову
Сказку он у памяти просил,
Жизнь, как поле, перешел он снова
И себя, как в сказке, воскресил.
Осмелев, пришла в пещеру гостья:
Посулил — так сядь и расскажи!
И дарил он сказку горсть за горстью,
Выбирая с донышка души.
И она под капель звон хрустальный
К нам дошла из гулкой полутьмы.
В правду сказки этой давней-давней
Тихим сердцем вслушаемся мы!