В глазу у мистера Блэкклинера сверкнула самая настоящая слеза. Рука потянулась к бокалу, но была с мягкой решительностью перехвачена рукою Холмса.
– Кто еще кроме вас четверых на момент смерти находился в доме?
Мистер Блэкклинер шмыгнул носом, овладевая собой.
– Постоянно жила при нем мисс Линдсей. Впрочем, не при нем, это я преувеличил. Она дальняя родственница нашей матушки, попала к нам в дом в возрасте уже примерно четырнадцати лет. У нас не было принято об этом говорить, но, предполагаю, Элизабет (таково ее имя) пришлось много претерпеть в прошлом. Теперь это привлекательная девушка. Весьма и весьма привлекательная. Три года назад, когда я в последний раз навещал Веберли-хаус, она была еще ребенком, настоящим ребенком. По манерам, по взглядам на жизнь. И, поверьте, я не хвастаюсь, она увлеклась мною, еще довольно молодым бравым офицером. По понятным причинам роман между нами был невозможен. Она писала мне. Я уехал. Теперь же у меня открылись глаза, джентльмены. Какая красавица! И тут же в моем сердце вспыхнула ревность, я-то уж знал характер отца. В старости он только усугубился. Не мог он оставить без внимания такой цветок, растущий в собственном саду.
– Хорошего же вы мнения о своем отце! – не удержался доктор.
– О, поверьте, таким подозрением его образ не оскорбишь. Грязное, сладострастное животное – вот его самая мягкая характеристика.
– Что же вы предприняли?
– Что я мог предпринять, мистер Холмс! Ревность сжигала меня. Я попытался поговорить с Элизабет, уповая на наши старинные, пусть и вполне эфемерные отношения. У меня ничего не получилось, она была молчаливее камня. Я бродил по дому, пил в одиночестве.
– Понятно. Что же привело в Веберли-хаус вашего среднего брата Гарри? Ведь он тоже, насколько я понял, не жаловал семейное гнездышко.
Сэр Эндрю оторвал взгляд от полуопустошенного бокала и вздохнул.
– Думаю, всему виной деньги. Он скрытен, мой брат Гарри. Но не может скрыть того, что презирает меня как натуру пошлую и крикливую. Считает меня ничтожеством. Но я сумел кое-что разведать о его трудностях. Будучи сверхъестественно щепетилен в своих делах, он умудрился попасть в жесточайшую финансовую зависимость. Причем от дамы. Ему требовались две с половиной тысячи фунтов на проведение какого-то очень важного опыта. Опыт этот должен был увенчаться грандиозным успехом, который прославил бы Гарри среди всех европейских физиков. А может, и химиков. Но опыт не совсем получился или даже совсем не получился. Дама, дававшая деньги, влюблена в Гарри до безумия, но одновременно очень деликатно влюблена. Она, конечно, ни за что не хочет принять эти деньги обратно. Гарри же убежден, что должен их вернуть во что бы то ни стало. Денег у него нет, потому что нет славы. Есть один способ списать долг – жениться. Но это невозможно. Даму он не любит. К тому же думает, что деньги она ему давала не из любви к нему, а из любви к науке. Он боится, что рухнет образ кристально честного и чистого Гарри, великого ученого.