Он ухмыльнулся, и они стали друзьями.
Всю неделю Карла Черномор без устали таскала Лешку по горам, рассказывала ему истории здешних мест (ее прадед был родом из Швейцарии), поила глинтвейном в окрестных кабачках — все это без малейшего намека на интимность. Приходя домой, в их отделанный сосной гостиничный номер, Рыжий падал на кровать и засыпал, успев сонно пробормотать:
— Какой воздух, какая красота, Алик! Тебе тут весело, правда? Ты не скучаешь?
Але было весело. Успешно избежав лыжной повинности, она гуляла по снежным аллейкам и старинным улицам с насмешливым немцем, который обычно молчал, если не отпускал однообразные шутки по поводу погоды, встречных лыжников и Алиных восторгов перед горами. Он ни о чем ее не спрашивал и не рассказывал о себе. У него был сухой галльский акцент, похожий на потрескивание оголенного провода. Когда он смотрел на нее сквозь мощные окуляры, она чувствовала себя мелким бриллиантиком под взглядом опытного ювелира. Чувство двойственное: стараешься блестеть, чтобы тебя оценили повыше, и трепещешь, что скоро продадут.
За день до конца отдыха Карла со своими кораллами неожиданно сорвалась и уехала в Авиньон на театральный фестиваль. Оказывается, она была крупной меценаткой и любила искать жемчужные зерна в навозной куче — талантливых артистов в толпе нищих комедиантов. Их она спонсировала, раскручивала, устраивала им выгодные гастроли, на которых сама неплохо зарабатывала, а тех, из кого получались полноценные звезды, через знакомых агентов продавала в хорошие театры за хорошие комиссионные. На Алин взгляд, это не очень походило на меценатство, но Клаус ей объяснил, что расходов на Карлино романтическое увлечение все равно получается больше, чем прибыли, ведь люди — самая ненадежная область вложения денег, особенно люди культуры и искусства.
— При слове «культура» я хватаюсь за кошелек, — с холодной улыбкой добавил герр Вандербильд. Это была одна из его шуток. Вслед за этим он предложил Леше и Але продолжить развлекаться уже не в холодных заснеженных горах, а на его яхте, пришвартованной в Марселе. Всего час лету — и мы у теплого моря.
Услышав о море, Аля покрылась мурашками, а Антонов сокрушенно покачал головой. Ему пора было возвращаться, ведь он ничего не успел сделать за эту неделю. Но если Аля хочет…
Это было сказано из чистой вежливости. Но Аля ответила: «Хочу» — и со злорадным удовольствием поймала Лешин удивленный взгляд. Что ты теперь скажешь, папочка?
Она знала женщин, которые всю жизнь резвились с оглядкой на строгого папика — мужа, за чей счет и творился этот бесконечный праздник непослушания. Даже в самые разухабистые моменты у светских красавиц глаза были на затылке: не идут ли «родители». И потому они напоминали маленьких девочек, которым в день рождения позволили побеситься в комнате с подружками.