— Я держал в руках проклятый руль, — бормочет он. — Хотел остановить ее. Хотел помешать.
Из моей груди вырывается невольный вздох облегчения. Что ж, хотя бы это мы выяснили — Ма’ну, как бы там ни было, не хотел моей смерти. Возможно, благодаря его вмешательству я осталась жива.
— Аврора. — Взгляд Ма’ну становится острым, почти злым, хоть эта злость направлена не на меня. — Это он стрелял в меня в тот день?
Знаю, что не должна ничего ему говорить, поэтому до боли прикусываю губы. Ма’ну уже рядом: опускается на колени, обнимает меня за лодыжки. И теперь я вижу, что он больше не потерянный мальчишка без прошлого. Передо мной рассерженный зверь, и он жаждет крови. Не псих и не эксцентрик, а цельная личность, которая не боится посмотреть в глаза прошлому.
— Мне надоело быть слепым идиотом, — жестко произносит Ма’ну. — Я хочу знать, что случилось. Это он стрелял?
Я молча киваю.
И осознаю, что теперь наша жизнь совершит еще один резкий поворот в неизвестность.
Ма’ну зачем-то кивает, но это явно никак не связано с моими словами. Скорее всего, соглашается с собственными догадками. Я хочу спросить, о чем он думает, но мне страшно. Мой сумасшедший лунник далеко не так прост, так может показаться, и за внешностью растерянного мальчишки скрывается что-то неподконтрольное, чего он и сам боится.
— Я догадывался, — наконец, говорит он. Приподнимается, напоследок чуть сильнее стиснув пальцы у меня на коленях. Жест, которым он словно проверят меня на крепость: смогу ли, выдержу ли новую трансформацию?
Я успеваю поймать его ладонь — и Ма’ну смотрит на мои пальцы, которые я крепко переплетаю с его. Мне хватит слов, чтобы сказать, как много он для меня значит, и это совсем не связано с любовью, но слова не нужны ни одному из нас. Разговоры нужны людям, которые пока не достигли пика понимания, когда достаточно просто взгляда или жеста, который все равно будет красноречивее всех придуманных человечеством эпитетов.
— Он никогда не любил ни меня, ни брата. — Ма’ну стоит около окна и методично ударяет кулаком в подоконник. Это не бесконтрольная ярость, это — чистая, незамутненная эмоциями злость, где нет места безрассудству.
И я с облегчением выдыхаю. Знаю, что в эту минуту могу казаться жестокой стервой, но я бы с удовольствием посмотрела, как мой раненый, но выживший в жерновах жизни зверь вцепится в шакала и перегрызет ему глотку. В том, кто выйдет победителем в этой схватке, у меня нет сомнений.
— Он за все ответит, Аврора, — обещает мой лунник. Это не пафосная клятва, это непреложная истина — он сделает все, чтобы увидеть врага поверженным, и когда все закончится, Шэ’ару придется очень постараться не сдохнуть.