Этот голос Муса слышал ровно десять лет назад в Баку, в Баиловской тюрьме. В то время Шурка, сидя в углу тесной камеры, сжимал ногами маленький котелок, бил в него, как в бубен, и пел:
Где ты, где ты, мой таган
На углях каленых,
Растолстел я, как султан,
На харчах казенных.
До чего же ты вкусна,
В каземате каша,
Не кисла и не пресна, —
Точно воля наша!
Если б к ней еще сюда
Опиума малость,
Было б дело хоть куда,
Жизнь бы улыбалась!
Только кто его сюда
С волюшки пропустит, —
Часовые сторожат
Бдительней, чем гуси…
Шурка пел… Арестанты прищелкивали пальцами, подпевали ему:
Часовые сторожат
Бдительней, чем гуси…
А теперь… Как будто тот же человек с тростью в руке стоит в глубине большой комнаты. Он приложил руку к уху и громко взывает:
Друг друга нежно возлюбите, братья,
Поступки добрые плодите, братья.
Земными радостями наслаждайтесь, братья,
Но больше веру уважайте, братья.
Отдайте ближнему одежду, братья,
Любите бога, как и прежде, братья.
За то вас ангелы благословят
И примут ваши души в райский сад.
Мулла призывал, а правоверные мусульмане, внимая ему, лили слезы, молились. Мулла завершил песнопенье, затем тихо сказал:
— Правоверные, не жалейте молитвы ради покойных.
Наконец церемония поминок завершилась. На ковре разостлана скатерть, и руки правоверных потянулись к бозбашу. Муса неустанно смотрел на муллу, и наконец взгляды их встретились. Мулла отвел глаза и тут же поднял их к потолку. Муса шепотом спросил у сидящего рядом с ним:
— Прости, братец, как зовут этого муллу?
Сосед проглотил кусок и ответил:
— Его зовут мулла Шюкюр.
— Гм! М-да! И давно он в этом городе?
— Три-четыре года.
Муса снова подумал:
«Неужели один человек может быть так похож на другого?»
Когда поминки кончились, мулла, проговорив заключительную молитву, встал и, сообщив, что его ждут на других поминках, пожал руку хозяину дома, сказал «рахмат» покойному, надел башмаки и ушел.
Встал и Муса. Изъявив свое соболезнование хозяину, последовал за муллой. Шюкюр, заметив, что за ним кто-то следит, убыстрил шаги. Но Муса не отставал. Когда мулла завернул за угол, Муса догнал его.
— Салам, мулла!
Шюкюр, не глядя в лицо высокому худощавому мужчине, пробурчал:
— Алейкумессалам.
— Куда торопишься, братец Шюкюр?
— Кхе, кхе… У меня важное дело. Спешу на панихиду.
Муса сперва оглянулся, затем хитро улыбнулся.
— В народе в таком случае говорят: дом муллы рухнет тогда, когда он в один день успеет побывать на двух панихидах.
Мулла снова убыстрил шаги и процедил:
— Не греши, безбожник.
Муса расхохотался.
— Да брось ты, Шурка. Здесь же нет чужих. Клянусь жизнью, ты тот же первоклассный аферист.